Держи меня за руку

– Спасибо, миссис Уильямс. И вам, мистер Уильямс. Как я уже сказал, наш комитет хочет добиться, чтобы такое больше ни с кем не случилось. У вас две прекрасные дочери. Вы замечательная семья. Мы глубоко обязаны вам за то, что вы приехали из Алабамы и поделились личной историей. Хотите добавить что-то еще? Миссис Уильямс? Мистер Уильямс?

Мэйс покачал головой:

– Нет, сэр.

– Спасибо. Еще раз спасибо, – сказал сенатор и что-то зашептал соседу на ухо.

32

В Монтгомери мы вернулись воодушевленные, но через пару дней в вечерних новостях объявили, что Лу Фельдман отозвал исковое заявление к Монтгомерской клинике.

– Что за дела? – Мама вошла ко мне в комнату, вытирая руки полотенцем.

– Не знаю.

Я позвонила из прихожей в контору Лу. Одни гудки.

– Скоро вернусь! – крикнула я и выбежала из дома.

Добравшись до конторы Лу, я поняла, что он там: в окне горел свет. Возле здания курил повар из кафе.

Лу открыл дверь. Было видно, что он здесь вторые сутки – одежда мятая, щеки небритые.

– Ты не берешь трубку, – сказала я, проходя за ним в кабинет.

Лу сел и запустил пятерню в волосы.

– Много работы.

– Какой? В новостях сказали, что ты отказался от иска. – Я была слишком взвинчена, поэтому продолжала стоять, вцепившись в спинку стула.

– Отказался – не совсем точно.

– В смысле – не совсем точно?

– Сивил, проблема куда масштабнее Монтгомерской клиники.

– Ну еще бы, раз всю эту деятельность финансирует государство.

Лу выпрямился в своем кресле. Мы впервые встретились с тех пор, как вернулись из Вашингтона. Я боялась того, что он скажет. Может, не стоило нам туда ездить.

– Со мной связался доктор из Калифорнии, он говорит, что тысячам латиноамериканок перевязывают трубы без их ведома. В Северной Каролине известны случаи, когда женщинам удаляли матку во время кесарева сечения. Некоторые доктора угрожают, что если роженица откажется от операции, то они не подпишут документы, позволяющие получить финансовую помощь по программе «Медикейд»[30]. Один врач, вообще не заботясь о получении согласия, стерилизует женщин, родивших третьего ребенка.

– Значит, это происходит по всей стране?

– С малоимущими мексиканками. И чернокожими. В Джорджии доктор сказал пациентке прямо во время схваток, что не примет роды, если она не подпишет согласие на стерилизацию!

Непостижимо. Еще узнав об эксперименте в Таскиги, я поняла: люди способны на любую жестокость. Теперь мне уже казалось, что зло таится за каждым углом. Я приложила руку к груди.

– Сядь, пожалуйста, – сказал он, и я послушалась.

– Лу, они хотят нас истребить?

– Ну, не совсем.

– Это же как Холокост, как то, что делали с твоим народом в Европе, так? Когда бежали твои родители…

– Не совсем, – повторил он. – Но все очень серьезно.

Мы замолчали. О Холокосте я впервые услышала в Таскиги и помню, как поразилась, что нам не рассказывали ничего в школе. Как можно о таком умалчивать? Когда мы дошли до этой темы на курсе всемирной истории, я долго сидела в библиотеке, глядя в пустоту. Меня переполнял ужас. Прежде мне и в голову не приходило, что белые могли столкнуться с чем-то настолько страшным. В следующие выходные я всматривалась в прохожих и гадала, есть ли среди них евреи, пережившие Холокост, или их потомки.

– Слушай, мы все равно укажем в иске имена Индии и Эрики. Но сейчас мы целимся в высшую лигу – в правительство США. В министра здравоохранения. В Управление экономических возможностей. Мы доберемся до самой верхушки. Позже девочки смогут отсудить компенсацию, но сперва нужно остановить то, что происходит на федеральном уровне.

– Ты правда намерен судиться с правительством США? Лу, тебе двадцать восемь. А если вдруг выяснится, что здесь замешан кто-то из кабинета президента?

– Есть только один способ прекратить это, Сивил. Пойти против агентства, курирующего клиники.

Когда я входила в контору, возле здания стояла машина, в которой сидели двое мужчин. Шел десятый час вечера. Эту машину я уже видела – эти же мужчины подходили с расспросами чуть ли не к каждому жителю Дикси-корта. Теперь у меня появились подозрения, что они не журналисты. Что, если эти двое работают на правительство? Что, если агентство найдет какой-нибудь повод и выселит Уильямсов?

– А как же миссис Сигер? И что будет с девочками?

Уже были случаи, когда убивали молодых. Четыре девочки в церкви. Студенты, регистрировавшие избирателей[31]. Этот иск вполне может привести к чему-нибудь ужасному.

– Если мне удастся получить судебный запрет, он убережет девочек и женщин по всей стране. Таких, как Индия с Эрикой. Бедных. Невинных. Притесняемых. Мы защитим их. Ситуация куда серьезнее, чем мы считали.