Дешевый и плохо сшитый костюм гориллы

— Но она же моя дочь! Я о ней двадцать лет заботился.

— А ты ее отец! И должен любить и защищать ее каждый день. Думаешь, что можно один раз вложиться в ребенка, а потом всю оставшуюся жизнь стричь дивиденды? А вот нетушки, порядочным человеком нужно быть каждый день, иначе капитал доверия и любви закончится очень быстро.

Почти минуту Марина рассматривала склонившего голову Артема. Волосы на макушке редеют, живот пока не очень заметен, но уже нависает над ремнем, руки с набрякшими венами крутят пустую рюмку. Здравствуй, вторая молодость.

— Знаешь, что? — Артем выпрямился и посмотрел на нее с надеждой. — Мне домой пора. — Хотела честно сказать, что разговаривать с ним скучно и неинтересно, но в последнюю минуту решила пожалеть и придержала язык. — А ты такси возьми, все-таки на голодный желудок пил.

Глава 23

Через неделю Виктор с большим пакетом в руках своим ключом открыл дверь квартиры Никки и оглянулся, соображая, где лучше оставить вещи. Привычного музыкального фона не было слышно, значит, в квартире было пусто. Неожиданно его внимание привлек шорох из гостиной, и он прошел вперед, чтобы заглянуть в комнату. Никки сидела на диване, завертывая в пупырчатую пленку фарфоровые фигурки. На столике перед ней стояли дама с собачкой, дама с кавалером, торговка с осликом и птицелов с клеткой. Их ждала большая картонная коробка на полу у ног Никки.

— Я принес твои вещи.

В пакете лежали аккуратно свернутый домработницей шелковый халат персикового цвета, серо-голубая шаль из мягкой тонкой шерсти, небольшая стопка кружевного белья, баночки с кремом, фен, вышитые домашние туфли с острым носом. Наверное, в комоде спальни освободился один ящик, но Виктор туда еще не заглядывал.

— Спасибо. Это все?

— Думаю, все.

— Как мало места я занимала в твоей жизни. Ты даже не заметишь, что меня больше нет. Разве не забавно?

— Прости, Никки. Десять лет назад наш договор казался мне почти идеальным.

— А теперь?

— Теперь я сожалею.

— О чем?

— Что не полюбил тебя.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.

Кому нужна такая правда? Кому вообще она нужна? Ты сам-то хочешь ее знать? Судя по тому, как Виктор легко отпустил Ольгу в тот вечер неделю назад, он не знал ничего.

— Ты уезжаешь?

— Да, в Канаду с Лео. Квартиру продам или сдам, еще не решила. Наверное, мы будем иногда встречаться в Москве, — Никки закрепила пленку кусочком скотча и опустила фигурку в коробку, затем встала и подошла к Виктору, — так что останемся друзьями. Пока.

Она легонько коснулась губами его щеки, а затем, прислонившись к косяку, смотрела, как он кладет ключи на полочку для перчаток, как закрывается оклеенная светлой пленкой металлическая дверь. Возможно, ей еще доведется наблюдать, как одна неожиданная правда войдет в жизнь Виктора. Разрушит ли она его или, наоборот, сделает счастливым, Никки было все равно. Она уже чувствовала холод выросшей между ними стеклянной стены, из-за которой не достучаться, не докричаться. Пусть делают, что хотят, она будет только смотреть.

* * *

— Не могу понять, а ты что такая спокойная? — Нинка подтянула ближе к себе тарелку с варениками и с наслаждением вдохнула ароматный парок.

— Очень даже волнуюсь. Первый раз в жизни сделала вареники с вишней, вдруг не понравятся?

— Да за такую вкусноту… — Нинка искупала в сметане истекающее вишневым соком «ушко» и сунула его в рот, затем некоторое время сосредоточенно жевала с полузакрытыми глазами, — … я сама на тебе женюсь. Пусть Виктор твой потом хоть дерется, развода не дам! Нет, ты правда не волнуешься? Он ведь за две недели ни разу не позвонил.

— Ты знаешь, я почему-то уверена, что у нас, — Ольга погладила едва наметившийся живот, — все будет хорошо. А с Виктором или без него — это уже вопрос второстепенный. Мне ведь от него действительно ничего не надо, просто с ним тоже очень хорошо. Почти как с вами, девочки.

От обуревающего ее чувства противоречия Нинка поерзала на табурете. Ей, видите ли, не нужен муж. А отец ребенку тоже не нужен? Что-то, подруга, ты слишком заигралась в свободу воли. На этой самой свободе тебя оставлять уже опасно. Еще привыкнешь. Вдруг понравится? Нинка позволила себе неодобрительно хмыкнуть:

— Оль, а знаешь, почему тебя так бабы не любят?

— Нин, ты все обидеть норовишь…

Ольга подлила чаю в чашку и удобнее устроилась за столом, подперев кулаком щеку. Начинался уже ставший привычным за две недели жизни с Нинкой вечер «страшных сказок».

— Если ты еще не заметила, то очень многие из нас, женщин, в душе уверены, что все жизненные блага… ну, деньги, успешных мужчин, хорошую работу уже как-то распределили без них. Поэтому им все приходится отвоевывать. Вот они и борются всю жизнь то за любовь, то за детей, то за семью. Короче, утомительное и потливое занятие.

— И поэтому они всегда такие сердитые?

— А то ж! Вторая категория включает в себя тех, кто поумнее и подобрей. Они верят, что жизнь подбрасывает им строительный материал, а они сами должны из него построить свое благополучие. Таких я уважаю и, надеюсь, что сама к ним отношусь. Но вот третья группа товарищей…