Десять

Накануне дня медика, когда Владимир Викторович, по обыкновению, звал к себе на дачу, в скромный домик, а Юля с удовольствием кормила гостей. А теперь уже и будущих коллег, ведь она всё же определилась со специальностью, а вновь открытое отделение в Областной больнице сыграло в этом решающую роль — Юлии не пришлось бы ехать в другой город, где располагался единственный в их регионе онкологический детский центр. Новый заведующий, недавно переведённый из того самого центра, гремевшего на всю страну, перевёз с собой всего несколько коллег и был заинтересован в молодом специалисте, которому ещё предстояла масса работы над собой и специальностью, впереди ждал диплом и интернатура, но, вне всякого сомнения, Юлия Владимировна — дочь своего талантливого отца, была выгодным приобретением отделения детской гематологии и онкологии. Симон озвучил свою просьбу пойти с ним на важное для него мероприятие. Но Юля не могла быть сразу и хорошей дочерью, и хорошей женой, она бездумно понадеялась на: «Ладно, маленький», как совсем недавно, когда была прижата к телу Симона с половой тряпкой в руке, с взлохмаченными волосами. Пока спал сын, ей было необходимо протереть полы.

— Ты такая красивая.

— Я лохматая и потная.

— Так ты ещё красивей… я хочу тебя, давай? Мы тихо, бабушка не зайдёт, Ким спит…

— О чем ты? — она шептала, — ты знаешь, что я не могу…

— Да ладно, что такого-то? В месячные тоже можно, ты разве не знаешь?

— Перестань!

— Ох, маленький, меня не было, а теперь ты ходишь по дому в этом беспардонном халате, трёшься об меня грудью и говоришь, что ты не можешь… У меня скоро сперма из ушей капать будет… Юлька, — он подмял её под себя, — я хочу тебя, сильно, ты же чувствуешь это, — он надавил на Юлин живот, что в общем-то не требовалось, она и без того чувствовала.

— Да как? Что ты, как младенец, подожди немного.

— Эм… маленький… Давай орально?

— Что?

— Минет, в рот, ты поняла меня.

— Я не умею, я… — она не понимала, как ей реагировать.

— Научимся, маленький, клянусь, мне сейчас не надо чего-то изысканного, просто приласкай меня… ртом.

— Я… мы никогда… ты даже не говорил, что хочешь такого.

— Все мужчины хотят, и женщины тоже хотят… чтобы их приласкали.

— Боже, — улыбчивый, полушутливый тон мужа не смог сгладить стыда Юли.

— Я бы мог, Юля… ну, не сейчас, сейчас-то ты ещё совсем умрёшь от смущения… но вообще бы мог.

— Я не могу.

— Маленький, я твой муж, родной муж, я люблю тебя, всю тебя. Не только в красивом платье, но и в старом халате, с запахом половой тряпки от рук, неужели ты думаешь, меня бы смутили такие ласки? Вообще-то я хочу этого, безумно, даже больше, чем заняться с тобой любовью прямо сейчас… Но раз у нас аварийные дни… Давай, мы нечнем с меня, просто попробуй, не надо глубоко или ещё что-то… всё, что мне нужно — твой ротик…

— Я не готова.

— Ладно, маленький, — и целомудренный поцелуй в лоб.

Сейчас она поехала с Кимом на дачу к родителям, а теперь попросту плакала, держа в руках трубку телефона.

Зайдя в полутёмную комнату, всхлипнув пару раз тихо, она всё же заплакала громко, надеясь, что если папа и услышит, то ему хватит тактичности не заходить в эту комнату, а дать Юле оплакать свою несостоятельность. Упав на кровать, она зарылось головой в подушку, вспоминая все обиды, всё недовольство собой, виня себя, не жалея и не придумывая оправданий. Она была плохой женой… плохой мамой и прямо сейчас — плохой дочерью, потому что не идёт накрывать на стол.

— Господи, кто здесь? — Юля подпрыгнула на кровати, услышав одновременно мужской голос и щелчок настольной лампы.

— Юля? — сонное лицо Юрия Борисовича выражало нечто среднее между недовольством, раздражением и интересом, когда он смотрел на заплаканную, но не ставшую от этого менее красивой женщину перед ним.

— Прости… те.

— На «ты», помнишь? Что случилось?

— Я ударилась…

— Ударилась… о мужа ударилась?

— Откуда ты знаешь? Нет, у меня всё хорошо с Симоном!

— В девяноста процентах молодые женщины плачут из-за мужа, в пяти — из-за любовника и пять процентов оставляем на сломанных каблук. Каблуков я не вижу, любовника у тебя нет, точно нет, Юля, так что… остаётся муж.

— Это личное, — слезы катились по лицу и не собирались останавливаться, они были беззвучными, но бесконечно горькими и горячими.

— Юля, я твой врач, помнишь? И я…смею надеяться, разбираюсь в женщинах, это моя работа, может, если ты поговоришь с кем-то, тебе станет легче? Или найдётся решение? Подумай.

Она с подозрением смотрела на Юрия Борисовича, вовсе не хотелось делиться личным, сокровенным, стыдным, но может, всё же… Она не могла поговорить с папой, тем более — с мамой, не могла поговорить с бабушкой… только с Адель, но как она могла сказать бабушке Симона, что отказала её внуку в оральных ласках, и он теперь разговаривает с ней сухо и только по делу, а теперь и вовсе бросил трубку из-за её присутствия на празднике папы, а не с ним…

— Юленька, давай так, я задам вопросы, а ты просто скажешь, так это или нет.

— Лааадно.

— Ты думаешь, что твой муж изменяет тебя?

Юля округлила глаза, ей никогда не приходило такое в голову, до этого момента…