Десять

Юля быстро вышла из дверей больницы. Щурясь на яркое весеннее солнце, глядя на голубизну неба, невозможно было предположить там, за окнами отделения, что по сравнению с утром настолько похолодало.

Впереди были выходные, на которые ей, против обыкновения, не выпало дежурств, и утром она уходила из дома в приподнятом настроении, надев поверх платья из тонкого трикотажа всего лишь лёгкий плащ, проигнорировав любой головной убор. Стоя в дверях, Симон ворчливо ругался, но Юля точно знала, теперь уже знала, что он любуется своей женой. В плаще на десять сантиметров выше колена, дающем понять, насколько стройны ноги его жены, с распущенными локонами волос, макияжем — она была похожа скорее на модель из журнала мод, а не на врача, спешащего на работу.

Но всё же сказал:

— Юля, погода изменчивая, возьми хотя бы свитер.

— Тепло же.

— Сейчас тепло, а к вечеру? Я не смогу тебя сегодня забрать.

— Сама доберусь, я знаю, что не можешь, чем сейчас будешь заниматься? — она легко приобняла Симона, оставив перламутровый след на его губах.

— Плиткой… Кима отвезу, тебя буду вспоминать, о тебе мечтать, ты такая была сегодня ночью, вау просто, Юль. — Пробегающий по фигуре блондинки взгляд явно указывал на то, что он совсем не против повторить это «вау» здесь и сейчас.

— Пффф, — всё, что ответила Юля, — плиткой займись, надоело переступать через неё, — словно отшутилась она, выбегая из дома по маленькой дорожке, мимо старого дачного домика родителей.

Теперь они жили в своём новом и пока недостроенном доме. Всё свободное время и деньги уходили на него, и буквально за год за стареньким домиком с облупившейся краской вырос красавец, с огромными окнами и крышей из черепицы. Были проведены коммуникации, и первый этаж практически отделан, второй же — состоявший из одной большой комнаты, был закрыт «до лучших времён». Симон сам, в любое свободное время, занимался ремонтом и благоустройством. Он освоил мастерство плиточника и научился укладывать паркет. Получалось всё не с первого раза, иногда и вовсе приходилось выбрасывать купленный материал из-за того, что он безнадёжно испорчен, но сколь бы Юля в этом случае не уговаривала нанять мастера, Симон лишь улыбался и повторял: «Это только одна ступенька».

Юле казалось, что она балансировала на одной ноге, стоя на тонком канате посредине пропасти, все те несколько месяцев, что прошли после поцелуя с Юрием Борисовичем.

Сначала она отмахнулась от этого, списав на своё расстроенное состояние, потом обвинила во всём его, как старшего, а значит — более опытного. Потом себя, ведь инициатива исходила от неё, а Юрий Борисович — мужчина. Новогодние праздники прошли шумно, в их новом, пусть ещё и недостроенном доме, но в котором нашлось место и друзьям Симона из Федерации, и Юлиным приятельницам, которых она, как исправная сваха, хотела свести с ребятами. Она старалась не думать, лишь изредка проводя кончиком языка по губам, не вспоминая — остро чувствуя вкус другого мужчины.

Иногда она останавливалась в этот момент и видела, ощущала, что бы было, прояви она инициативу. Или он. Но потом откидывала эти вспышки, понимая, что ничего хорошего, прояви она инициативу на самом деле, не случилось бы. Да и думать о таком просто ненормально, ведь у Юли есть муж — Симон. Муж, которого она любит всем сердцем, глядя на которого ей хочется улыбаться, муж, который делает её счастливой, который день за днём дарит ей не только любовь, но и заботу. И повторяет: «Просто ступенька».

Переехав в новый дом, практически пустой, относительно обустроенными были кухня, по настоянию Юли, комната Кима и комната Адель, которая отказалась переезжать, поправив шляпку со слова: «Займусь, наконец, личной жизнью, найду себе импозантного старичка, и поедем с ним в мировое турне», но комната для неё всегда была готова. В их же спальне с Симоном пока стояла только большая кровать, и тени от деревьев сквозь большое окно пугали Юлю. Она подолгу не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок, потом вдруг вспоминая, а то и представляя себя Юрия Борисовича, засыпала уже под утро.

Утром же вставала с трудом, едва держалась на ногах, спотыкаясь по пути о мешки строительных смесей. Каким образом Симон вставал всегда раньше будильника, она не понимала и завидовала его собранности. По утрам он был бодр, будил её щекоткой и уговорами, потом сказал, что себя можно просто научиться программировать — вставать на десять минут раньше будильника. Это казалось глупостью, но Юля решила попробовать, и постепенно у неё стало получаться, более того, мысли о том, что ей надо встать ещё раньше положенного времени так пугали её, что она засыпала даже раньше, чем успевала подумать о Юрии Борисовиче, тем самым лишив себя не только тяжести внизу живота перед сном, но и снов о нём. Как и любых снов.