Десять

Поэтому, пожалуйста, перестать так говорить и так думать. В седьмом боксе у меня лежит самый настоящий боец, храбрый и жизнерадостный, но ему нужно черпать откуда-то свою силу… откуда? От родителей! И что я вижу? Отца, который говорит чушь собачью и, более того, верит в неё, и абсолютно вымотанную, уставшую мать. Не пытайся объять необъятное, сейчас займись своей женой. Она круглые сутки на отделении, сейчас она свалится и что? Тошке нужна мама! Отвези её отдыхать… не знаю, на пару дней, на недельку, пусть бабушки поживут, я присмотрю, в конце концов, волонтёры. Дай ей выспаться, займись с ней сексом, пусть почувствует себя женщиной. Езжайте в дом отдыха…

— Какой дом отдыха? — Юля осеклась, действительно, даже если бы в семье были деньги на дома отдыха, их бы потратили на нужды маленького мальчика, которые росли, как снежный ком.

— Давай я дам ключи от дома родителей? Там хорошо… спокойно, мы с Кимом у Адель поживём в это время, чтобы… не пересекаться.

— Феноменально, ты готова дать мне ключи от дома родителей, чтобы я там занялся любовью со своей женой, в терапевтических целях? А если я скажу, что «хата» меня не устраивает, ключи от своего дашь? Невероятно.

— Невероятно то, что Ольга скоро с ног упадёт!

— Спасибо за заботу, Юлия Владимировна, но давай ты не будешь решать, когда и где мне спать со своей бывшей женой, хорошо? И спать ли вообще.

— Почему «бывшей»?

— Потому что мы развелись, так случается. Ты ведь в курсе, что по статистике самое большое число разводов приходится на болезнь ребёнка, вот и мы — развелись.

— Ты ерунду говоришь… вы живёте вместе, я это точно знаю, всегда, когда есть возможность, ты рядом с сыном и женой, что значит «развелись»?!

— Оформили официально то, что было очевидно уже несколько лет. Мы живём в одной квартире, потому что это рационально сейчас, удобно. Более того, мы спим на одной кровати… Я даю ей снотворное и слежу, иначе она сидит полночи в комнате Тошки и скулит… тихо так, жутко… У меня серьёзные опасения по поводу её сердца, но она отказывается от консультации, категорически… поэтому мы живём в одной квартире. При этом я не имею ни малейшего желания заниматься с ней чем либо, и уж поверь, она отвечает мне полной взаимностью. И никакой отдых один на один нам не нужен… Твоя забота даже где-то трогательна, но абсолютна неуместна. У тебя всё?

Было ли это всё? У неё? У них? Её не тронули слова о разводе, несмотря на то, что оставаясь с собой наедине, когда у неё хватало смелости смотреть на правду, не жмурясь и не прячась в собственной псевдопорядочности — она понимала, что хотела развода Юры. Он был ей нужен без приставки «Ольга». Сейчас всё это было пустым звуком, сотрясением воздуха неясными вибрациями.

— Всё, прости, — она повернулась к белой пластиковой двери, недавно проведённый ремонт, новые окна, двери, потолки, ключ с маленьким ярко-красным брелоком и номером помещения, написанным от руки…

— Юля, — он держал её, прижимал к себе, как когда-то давно. Она ощутила, что уже много дней, недель, месяцев все её мышцы напряжены, вся она как сильно накрахмаленная ткань — ломкая и недолговечная под воздействием внешних факторов. — Три минуты.

Когда-то он просил год, из года в год. Сейчас — три минуты. Молча дыша ей в затылок. И она понимала, что крахмал растекается вокруг ног, она растаяла и была готова остаться в этом помещении бесформенным куском ткани.

— Когда я тебе ближе? Я всё ещё близка тебе, Юра?

— Не сейчас… не сейчас, мы потом поговорим.

— Да, конечно, — быстро оттолкнула, повернула ключ и пошла длинным коридором, вдоль стен персикового цвета, цветочных горшков, мягких стульев для посещений, через холл с пятью лифтами, по лестнице вниз, по серым ступеням с красной потёртой полосой по краям. «И мир падёт к ногам твоим, красной дорогой из разочарований и грёз».

Быстро переодевшись, отдав последние распоряжения Юля переступила порог Областной и направилась быстрой походкой к машине, на ходу поднимая капюшон куртки — сильнейший ветер, с градом, который со злобой хлестал по только проклюнувшимся, ещё липким почкам деревьев, безжалостно, и не было возможности остановить этот град и слезы, которые перемешивались с талым льдом и дождём на красивом лице. Громкая музыка — её релаксация, басы, отдающие в животе глухими ударами, посылающие успокоительные импульсы в виски. Бум. Бум. Бум.

«Училась, знаешь, можешь — будь любезна. Своё «не могу» засунь себе в одно место. Могла до этого, сможешь и сейчас».

Утром снова её путь лежал в центральный корпус, там — в боковом крыле, на первом этаже, с отдельным входом, который закрыт в это время, — её вотчина. Длинный широкий коридор, стены, расписанные сказочными героями, огромная игровая комната, с большим количеством игрушек, часто пустующая, и в самом конце — кабинет. Когда-то у неё был отдельный кабинет, с кожаным мягким гарнитуром, с большим столом и стеклянным, во всю стену, стеллажом.