100
Ч – 3
В рубке катера Беатрис отдает листки Лили-Анн.
– Это соответствует действительности? – спрашивает та.
– Совершенно. Это… поразительно.
– Лейтенант полиции – это ты?
Беатрис кивает. Да, это она «совсем молоденькая женщина» из текста, а «мужчина с седыми висками» – это ЖБ двадцать лет тому назад. Неужели Макс Шарпантье откровенничал с Гвенаэлем? Тот был так сосредоточен на своем романе в последние дни, ни с кем не разговаривал, а Макс сегодня утром удивился его ясновидению. Если бы они поговорили, то слова Лили-Анн не удивили бы его. Но тогда как Гвенаэль это сделал? Откуда он узнал?
– Ты говоришь, в романе есть и другие реальные лица?
– И да и нет. Он описывает их как искаженные отголоски реальности. Меня, Валентина и себя в одном и Сару. Пляж в точности похож, а он описал его до нашего приезда. И про взрывы тоже есть.
– Дай угадаю. Он их тоже придумал до того, как они появились в жизни?
Лили-Анн задумчиво склоняет голову.
– Понятия не имею, – признается она.
– Ты дочитала?
– Почти.
– Нашла что-нибудь полезное? Я хочу сказать, что могло бы нам помочь?
– Это сложно. В конце он уходит в смесь фэнтези с научной фантастикой, и мне трудно отделить, где то, что может быть реальным, а где притча.
– Ясно. Если захочешь об этом поговорить, не тяни.
Оставив руль Лили-Анн и Лоре, Беатрис выходит из рубки. Марк и Браим беседуют, сидя на скамье. Они похожи на космонавтов, затянутые в гидрокостюмы и непромокаемые плащи, защищающие их от ветра и брызг. Она опускается рядом, берет Браима за руку.
– Как ты? – спрашивает он.
– Не знаю.
Марк тактично удаляется, понимая, что он лишний.
– О чём ты думаешь?
– О том, есть ли Бог. Всю жизнь я была атеисткой, а теперь… Только что я получила не укладывающееся в голове доказательство того факта, что разум и наука не могут объяснить всё. – Несколько секунд Беатрис молчит. – Твой Бог вряд ли в восторге от нашей ситуации, – вдруг с усмешкой меняет она тему. – Ты переспал с нечестивой атеисткой и даже не женился!
Браим улыбается.
– Если Он сочтет мою любовь к тебе грехом, то увидит и мою искренность и простит меня. Я с Ним в ладу. Знаешь, когда начались взрывы, я мог бы обратиться к Богу и посвятить мои последние дни молитве. Но я встретил Лили-Анн и… выбрал человека. Я решил помочь.
Пальцы Беатрис крепче сжимают руку Браима. Помочь. Эту цель она лелеяла, когда поступила в полицию. Помочь и еще понять. В этом ей сегодня отказано. Так что, конечно, существование некоего бога может объяснить роман Гвенаэля, но…
– Нет, я не могу поверить.
– Ну и не верь. Каждый верит в то, что утешает его, в то, что связывает его с другими. Я верю в моего Бога так же, как верю в любовь и взаимопомощь. Но, в сущности, был ли мир сотворен божественной силой или возник из космического феномена, какая разница? Судит ли кто-то наши поступки после смерти или мы в нашей жизни единственные судьи – что это меняет? Обещание ли жизни после смерти должно заставлять нас быть честными и добрыми или просто наше воспитание? Человечность? Сопереживание?
– А куда ты денешь любознательность? Желание познать, постичь, объяснить?
– Объясняй то, что объяснимо. Остальным восхищайся. Особенно сегодня…
Беатрис чувствует, как ее губы сами собой растягиваются в улыбке.
– Для тебя всё так просто и ясно, Браим.
– Не думай так. У меня есть и вопросы, и темные стороны, как у всех. Но у меня… особый дар к компромиссам.
– Ты очень красиво формулируешь. И я люблю тебя.