– Наверное, о горах сыра, – попробовал угадать Кип, радуясь поводу отвлечься от грустных мыслей. – Или о гигантской Лиле с длинными волосами, сквозь которые он мог бы летать туда-сюда.
– О джакузи, полной очков и блестящих вещиц, – предположила Лила.
– Или о том, как он найдёт затерянный город, населённый совокротами, – сказал Альберт. – Наверное, очень одиноко быть единственным в своём роде.
Кип кивнул. Именно так он чувствовал себя в Академии Лэдхилл, пока Квиксмит не изменил его жизнь и не спас от одиночества.
– Если меня отчислят, – с тоской произнёс он, – мы больше не сможем обсуждать загадки Терры и искать Ковчег. Но я всё равно никогда вас не забуду.
– Не думаю, что тебя исключат, – решительно ответил Альберт. – Но и мы в любом случае никогда тебя не забудем!
– Что за разговор? – спросила Лила, внимательно посмотрев на них. – Что случилось?
– Профессора устроят школьное голосование, – объяснил Альберт. – Из-за Пиф-Пафа и того, что было на Трескнебесной башне.
– Опять Пиф-Паф! – зло процедила Лила. – Ему всегда всё сходит с рук! Разумеется! Ведь он Гриттлшэнк!
– Лила, от этого не легче, – кашлянул Альберт.
– Простите! – Лила прикусила губу. – Я уверена, школа не проголосует против тебя, Кип.
– Ладно, – услышал Кип свой голос.
Но он чувствовал, что Квиксмит уже отдаляется от него, как корабль, отчаливающий от берега. А в темноте его поджидала Груббинг вместе с Когтистым стулом, и Кип ничего не мог поделать. Происходящее до сих пор напоминало сон, который неожиданно превратился в кошмар.
– Можешь пообещать мне кое-что? – спросил Кип у Альберта, когда они поднимались по лестнице корпуса первокурсников, направляясь в свою комнату.
– Всё, что угодно, – твёрдо ответил Альберт.
– Если голосование пройдёт не в мою пользу, пообещай, что найдёшь Ковчег, а потом свяжешься со мной. Чтобы мы вместе смогли помочь моей маме.
– Конечно, – сказал Альберт. – Сделаю всё, что смогу. Но две головы лучше, чем одна. Завтра попробуем проскользнуть мимо Чешуеликого и найти следующую загадку.
Кип уснул одетый, причём раньше, чем мятный вкус зубной пасты растаял во рту. Но среди ночи у него вдруг сработал внутренний будильник. Мальчик сел в постели, включил слабый свет Свечи.
Голосование приближалось – неодолимое, неумолимое. Возможно, это его последняя ночь в Квиксмите. Закончен седьмой день охоты за Ковчегом. Седьмой из десяти.
Ким спустился и мельком взглянул в зеркало над раковиной. Его отражение светилось в полосах лунного света, который пробивался сквозь плохо задёрнутые шторы и играл на осколке светло-голубого кварца, висевшего на шее Кипа.
– Измени свой мир, – прошептал мальчик и спрятал камень за ворот футболки.
Потом он присел на корточки и потряс Альберта за плечо. Но друг глубоко погрузился в бездны крепкого сна: он даже не откликнулся, когда Кип несколько раз позвал его по имени. Конечно, идти без Альберта было неправильно, но что делать, если время на исходе? Кип нацарапал записку и оставил её около кровати.
Увидев, что Кип проснулся, Розочка весело запрыгала по клетке. Мальчик просунул ей стручок зелёной фасоли через сетку.
– Прости, Розик, – шепнул он. – Не сейчас. Я скоро вернусь.
Быстро проверив содержимое рюкзака (бутылка воды, сэндвич с сыром, полотенце для рук и скалолазные перчатки без пальцев), он один вышел в ночь.
В Квиксмите царила такая тишина, что можно было услышать, как атомы сталкиваются друг с другом. Кип крадучись прошмыгнул под аркой во двор Часовой башни, стараясь, чтобы в голове крутились только смелые, укрепляющие мысли, которые помогли бы ему добраться до цели.
«Если меня поймают, – решил он, – голосование уже ничего не изменит!»
Кип поспешил прогнать мысль о разочарованном взгляде мисс Твисс и торжествующей ухмылке Груббинг.
Совсем рядом послышался шорох, и мальчик застыл на месте. Неужели кому-нибудь ещё не спалось среди ночи? Тогда будет лучше, если Кип заметит полуночника первым, чтобы успеть спрятаться и дождаться, когда тот уйдёт.
Кип шмыгнул в укрытие – и с разбегу врезался в кого-то, шагавшего ему навстречу.
– Что? – взвизгнул он.
– Кто? – пискнула Лила.
– Что ты здесь делаешь? – прошипел Кип. – Чего рыщешь среди ночи?
В лунном свете кожа Лилы казалась серой, а в глазах не было и следа прежнего озорного задора.
– Очки профессора Мо, – устало ответила она. – Наверное, он оставил окно открытым, потому что совокрот украл сразу три пары – он же у меня как сорока, падок на всё блестящее! – я застала малыша, когда он играл с очками под кроватью и хотела их забрать, а он просто удрал и теперь прячется в какой-нибудь норе…
– У него есть норы? Я думал, он домашний питомец.
– Он питомец свободного содержания, к тому же копать любит ничуть не меньше, чем летать. Но суть вот в чём: если я не верну очки, у нас с совокротом будут большие неприятности, у него уже есть два предупреждения! А если теперь профессора скажут, что я плохо за ним смотрю? И не разрешат держать его в школе?
Кип на секунду задумался.
– Совокрот обожает сыр, верно?
– Сам не свой от сыра, – подтвердила Лила и даже слегка повеселела. – Что ты задумал?