Десять стрел для одной

– Пройдет сотня лет… и почти все, что мы сегодня видим в книжных магазинах, исчезнет. А вот эти тома, напечатанные двести или даже пятьсот лет назад, будут пребывать в целости и сохранности[2].

Заверил, что информашка – с самыми теплыми словами в адрес историко-архивной библиотеки – появится в «Молодежных вестях» в самое ближайшее время.

А когда уходил, предупредил Надю:

– Я за тобой в шесть заеду.

– Заедешь? – растерянно повторила она. – В самые пробки?!

И наконец забеспокоилась:

– Дим, что-то случилось?

– Нет, – заверил он. – Но без меня на улицу не выходи. Жди здесь.

Давно заметил: на женщин (а Надя – ярчайший представитель дамского племени) лучше всего действует непререкаемый, абсолютно уверенный тон.

Он видел: Митрофанова хочет задать ему тысячу вопросов – и добавил еще более безапелляционно:

– Все, Надя, прости, я спешу. У меня важная встреча.

Поспешно покинул библиотеку, сел в машину. Отбил эсэмэску Савельеву. Большими буквами: «КОГДА?»

Тот наконец снизошел. Лапидарно отозвался:

– В двенадцать.

А сейчас начало десятого. Ни то ни се. В редакцию ехать бессмысленно, домой – тем более. Вернуться в библиотеку – и выпить кофе в их знаменитом на всю столицу буфете? Мысль. Тем более машина, спасибо Наде, на служебной парковке, эвакуаторы разочарованно проносятся мимо.

Полуянов взял сумку с ноутбуком, вытащил из зажигания ключи – и в этот момент зазвонил телефон. Номер незнакомый. Журналист напрягся. На всякий случай включил диктофон. И нажал на прием.

– Дима? – задребезжал в трубке взволнованный старческий голос. – Это Вадим Иваныч, консьерж ваш! Дима, слышишь меня?

– Да-да.

– Ты только не волнуйся, милый. Но вас только что ограбить пытались.

– Что-о?

– Да ничего, ничего, говорю тебе, не волнуйся. Спугнул я супостата. Все хорошо, даже замок не сломал. Только поковырялся.

Дима уловил в голосе консьержа виноватые нотки и строго спросил:

– А как он в подъезд попал?

Вадим Иваныч смутился:

– Ну, как они все. Говорят, что курьеры. И этот сказал. Что в пятьдесят шестую. Приличный такой, русский, рубашка чистенькая. Я ничего плохого и не подумал. Вошел он в лифт – и слышу: все едет, едет. А пятьдесят шестая-то – на втором этаже. Что делать? По лестнице, понимаю, не догоню. Я тогда во второй лифт – и на двенадцатый. И потом вниз побежал. Ну, и застал его на седьмом. У вашей двери. «Стой!» – кричу. А он меня оттолкнул – и деру.

Полуянов вздохнул:

– И не поймали, конечно.

– Дим, – укоризненно молвил страж, – мне ж в этом году восемьдесят будет.

– Ладно, Вадим Иваныч. Спасибо вам большое. За проявленную бдительность.

– Что теперь делать-то, Димочка? – взволнованно спросил старик. – Я полицию не вызывал, сразу тебе звонить бросился.

– А видеокамера хоть работала сегодня?

– Как можно, Дима! Конечно! – горячо заверил консьерж. – Я без этого и на службу не заступаю.

– Тогда, – принял решение Полуянов, – сохраняйте запись и ждите меня. Через двадцать минут буду.

Оставил машину на служебной парковке библиотеки и побежал к метро.

* * *

Начальница явилась в Надин зал за полчаса до шести. Решительно обошла очереденку из двух читателей, водрузила локти на стойку, вкрадчиво вопросила:

– Митрофанова! А ты в курсе, сколько нынче парковка стоит? В самом центре Москвы?

– Понятия не имею, – Надежда и правда не знала.

– Так я тебя просвещу. Восемьдесят рублей в час, умножаем на девять. Почти тысяча получается.

Пожилой академик с пачкой читательских требований сразу поправил:

– Семьсот двадцать.

Начальница не удостоила его взглядом, но чуть сбавила тон:

– Я, конечно, понимаю, Дима – давний друг нашей библиотеки. Но всему есть предел! Да еще где машину свою оставил – на директорском месте! На целый день!

Надя растерялась. Ей Полуянов ни словом не обмолвился, что собирается парковать автомобиль у библиотеки, а дальше ехать на метро. И, кстати, ни разу не позвонил за весь день.

Но в любом случае – надо любимого выгораживать.

Однако тут, очень вовремя, на пороге зала появился сам объект гневной речи. Взлохмаченный, две пуговицы на рубашке расстегнуты, щетина на щеках – будто с утра и не брился.

Митрофанова нахмурилась. Зато начальница засияла улыбкой:

– Ага. Вот и наш нарушитель.

– Дамы и господа! – желчно проговорила худющая докторша наук. – Я жду уже шесть минут. И желаю наконец получить свои книги!

– Да, Митрофанова, выполняй свои обязанности, – покровительственно кивнула шефиня. – А я с твоим благоверным воспитательную работу проведу.

Полуянов, негодяй, предложил даме ручку. Начальница с царственным видом оперлась на его локоть, и оба скрылись в подсобке.

Надя со скоростью спутника, мчащего по орбите, раскидала читательские требования и раздала страждущим поступившие из хранилища книги.

Явилась сменщица. Уважительно похвалила:

– Вот как у вас все ловко! Прямо смотреть приятно.

Финальный штрих – выровнять стопку разновеликих фолиантов (если ветхие тома рушились, начальница ругалась нещадно).