Desiderata. Кто, если не ты (СИ)

-Мы никому ничего не должны, - самоуверенно отозвался Его Высочество.

– А я люблю тебя, что ты так боишься? Разве я причиню тебе вред?..

Признание было ошеломляющим и требовало немало времени, чтобы осознать его. Но времени не было – ответа принц ждал немедленно, и мешкать согласен не был.

-Между людьми одного пола любви быть не может, - покачал головой Бальзак.

-Но я люблю тебя, а значит, очень даже может, – сказать, что Наполеон считался с логикой, было бы вряд ли возможно. Скорее, он просто выворачивал ее наизнанку в угоду своим воззрениям.

– Ну, - добавил он, - что ты жмешься от меня подальше, я тебе не нравлюсь? Иди сюда…

И снова потянул на себя, заставляя наклониться, подставить губы для нового поцелуя, такого же горячего, такого же дикого, невообразимого, вышибающего все мысли из головы. Запретного. Приятного…

Бальзак осознал в какой-то момент, что его обнимают, прижимая к себе, беспорядочно блуждая губами по лицу, зарываясь пальцами в волосы, и шепчут, шепчут что-то бессвязное, обещающее, горячее – он не мог заставить себя разобраться в этих словах, да и не хотел. Утонул в чужих эмоциях, как будто ослепнув и оглохнув для всего прочего мира. Как же, на самом деле, это хорошо, когда тебя обнимают… Он уже и забыл, каково это. Держался от людей подальше, не имея желания сближать их сношения, но Наполеон ни о чем его не спрашивал. Он уверенно делал, как считал нужным – и ничего иного не оставлял, кроме как покориться ему.

-Почему? – тихо спросил Бальзак, когда поздно вечером они сидели на той самой кушетке, прижавшись друг к другу – он ощущал себя уставшим, исчерпанным, немного пьяным от новизны ощущений.

-Почему я?

Наполеон прижал его к себе ближе, и еще раз зарылся в волосы лицом.

-Потому что других таких нет, - пояснил он. – Таких, как ты. Тебе от меня ничего не нужно, кроме меня самого. Ох, до чего же сложно такое пояснить тебе, логичный ты мой…. Ну вот вообрази – я всю жизнь прожил в окружении придворных лизоблюдов, и поначалу правда считал, что все меня любят и я такой уж замечательный. А потом, как подрос, задумался о том, что болтают люди за моей спиной – все, от лакеев до министров. Дамы эти придворные… Публичный дом в кринолине, прости господи, ни одной дела нет до того, что ты за человек, был бы чином повыше, чтобы делать ей богатые подарки да хвалиться тобой перед подругами… А ты мне никогда не врал. С тобой обо всем поговорить можно было, да и… Хрупкий ты, беззащитный – тебя хочется оберегать, ты благодарный, и никогда не ударишь в спину. Глупо это все вслух звучит, я знаю. Но для меня это все очень важные вещи. Ты один такой, про кого я все это сказать могу.

-Разве этого достаточно? Я счастлив быть другом Вашего Высочества, и…

Наполеон рассмеялся. Потрепал по макушке, будто несмышленыша.

-Ох ты забавный, Баль! Да разве бывает любовь без дружбы? Никак не бывает. Глупости это, а не любовь. Знаешь, я, когда понял, что меня к тебе тянет – сам на себя удивился, поразмыслил какое-то время – ну, мало ли, что это нашло. Но Баль… - он уткнулся губами в чужую щеку.

-Мне никто, никто кроме тебя не нужен… - тихо закончил он. И добавил, как-то совсем просто, сбившись со своего обычного уверенного тона:

-Ты меня не оставишь?

-Я никак не могу оставить вас, - отозвался тот серьезно. – Это было бы крайне неразумно в моем положении.

-Твой несговорчивый характер я люблю отдельно, - безапелляционно сообщил ему принц. – С тобой интересно. Ты не соглашаешься, просто чтобы от тебя отстали, или потому что я принц, или потому, что так проще – нет, ты всегда стараешься, чтобы вышло наилучшим образом. Ох и раздражало же меня это поначалу, а потом понял: а как иначе-то… Ты сам хочешь, чтобы вышло по-настоящему хорошо, вот и ворчишь. А я ценю такое стремление. Сам не люблю делать абы как.

Бальзак не ответил, обдумывая сказанное. Он полулежал на другом человеке, пригрелся подле него, и ему очень не хотелось думать о том, что случится дальше. Но ведь когда-нибудь все это наверняка завершится…

Но если такая вероятность и существовала – то вряд ли в ближайшем будущем. Наполеон, не встретив серьезного сопротивления, лучился счастьем от того, что победил и здесь. А те редкие вспышки недовольства, что возникали у его компаньона, преодолевал с таким же апломбом, как и все прочие неприятности в собственной жизни. Они повсюду ходили вместе – что никого не удивляло, учитывая характер их обязательств. Император одобрял их взаимоотношения – его вполне устраивало, что взвешенный рассудительный Бальзак удерживает принца от необдуманных поступков. Наполеон теперь требовательно будил его поутру, являясь в соседнюю спальню сам, и тащил за собой – то на конную прогулку, то на фехтовальную дорожку, то еще куда-то. Впрочем, касательно дорожки, то для того скорее, чтобы похвалиться перед любимым своим умением, чем скрестить шпаги с ним самим. Физические упражнения давались Бальзаку отнюдь не так легко, как умственные. Даже учитель танцев качал головой – как можно быть в столь юном возрасте таким неловким и неуверенным?.. Впрочем, Наполеон и тут не отставал.