Desiderata. Кто, если не ты (СИ)

-Может, потанцуешь со мной? – предложил он как-то вечером. – Мне будет приятно.

-Я ведь не умею, - покачал головой его компаньон. – Это будет до смешного жалкое зрелище, мой принц.

-Но я ведь буду рядом. И приду тебе на выручку. Да ведь и вальс это совсем просто. Не танго же какое-нибудь!..

-Что это?..

Бальзак нахмурил тонкие брови, а его компаньон расплылся в улыбке, столь многообещающей, что всякий, кто знал бы его не так хорошо, заподозрил бы неладное.

-Я непременно тебя научу, - пообещал он, понизив голос. – Этого танца на балах не увидишь, надобно в народ выйти, чтобы с ним ознакомиться. Но уж после никакого бала не захочешь.

-Я все же не очень ловок в танцах, мой принц, - попытался было запротестовать Бальзак, однако Его Высочество обезоруживающе ему улыбнулся.

-Я ведь не для того, чтобы тебя уязвить, я помочь хочу. Давай-ка выбери какую-то пластинку, да иди сюда!..

И спустя минуту уже оживленно завальсировал, придерживая друга за талию, и тихонько поправляя ошибки, поминутно уговаривая не бояться.

-Подумаешь, на ногу наступишь! – говорил он. – Невелика беда. Зато я тебя в руках держу, это в сто тысяч раз приятнее!..

Бальзак все опасался, что кто-то застанет их за подобным занятием – он вообще проявлял большую осторожность, чем откровенно смешил Его Высочество.

-Ты что же, думаешь, все кругом прямо спят и видят, как бы за другими подсматривать? – потешался он. – Вот даешь! А еще умный такой!.. Людям, Баль, ни до кого кроме самих себя дела нет. Ты, главное, будь моим, а все прочее я решу!

Бальзаку и хотелось бы верить этим словам – его жизнь изменилась до неузнаваемости, заиграла новыми красками, когда их отношения с Наполеоном приняли новый оборот. Принц не отставал от него ни на минуту: стоило остаться наедине – прижимал к себе, набрасывался с поцелуями, с каждым разом становясь все увереннее в движениях, оглаживал чужое тело, заставляя кровь вскипать… Он допоздна засиживался в чужой комнате – а то и попросту приходил уже после того как потушат во всем крыле свет – чтобы снова предаться этой ласке. Как-то явился около полуночи – без стеснения забрался под чужое одеяло, притянув мигом проснувшегося Бальзака к себе.

-Хочу обнимать тебя, - безапелляционно заявил он. - Хочу чувствовать рядом.

И чувствовал – в теплых руках принца его компаньон быстро согрелся, и правда проваливаясь в сон куда быстрее, чем это бывало обычно. Хорошо, что этой ночью Наполеона никто не хватился – он сам проснулся только к утру, встрепенувшись на звук гвардейского рожка за окном. С неохотой выбрался из теплой постели, и вернулся к себе, соблюдая приличия – о, это выражение доводило пылкого принца одним своим звучанием.

-Дурные люди! – ругался он, когда они с Бальзаком были в отдалении от чужих ушей. – Придумали глупостей!..

-Эти, с позволения сказать, глупости, зовутся моралью, мой принц.

-Как глупость ни назови, она все равно глупа, - неожиданно рассудительно заявил Наполеон. – Ох, знал бы ты, как мне претит таиться от всех!.. Ты мой – пусть весь мир об этом узнает!.. И плевать мне, что они скажут!

Бальзак не задумывался о подобных вещах. Не находя в происходящем особенной добродетели, он не видел и греха. Церковное суждение было от него далеко: он не доверял священным текстам в вопросах, которые по-иному освещали научные трактаты, и переходил от частного к общему, в мнении, что книга, ошибающаяся относительно мирового устройства, ошибается и в вопросах человеческих отношений. Посещая вместе с принцем воскресные мессы – это было куда проще, чем пояснять, почему он туда не пойдет – он употреблял время, чтобы подумать о своих делах, или попросту отдохнуть, слушая звуки органа. И не видел в своем поведении ничего греховного: каждый умиротворяет свою душу, как может. Наполеон на проповедях чаще всего спал – сидя в позе молящегося человека, сцепив руки на пюпитре, и опустив голову долу. Он тоже церковным догматам не доверял, но уже по иной причине.

-Лжецы! – презрительно бросал он в адрес священников. – Лицемеры!.. Говорят о добродетели, а сами не чужды всему тому, от чего предостерегают людей. Я им не верю!