Детектив и политика 1990 №6

В жарко натопленном купе, задрапированном китайским шелком времен правления династии Тан с причудливыми меандрами, золотыми драконами и фантастическими птицами фэн-хуан, тихо играла музыка из финальной сцены американского кинофильма "Love Story", мерно горели свечи в фарфоровых канделябрах, отбрасывая таинственные тени в виде кабалистических знаков на окна, стены и цинковый гроб, расположившийся в проходе между спальными полками. На гробу была приклеена багажная квитанция. Наклейка с серпом и молотом. И еще одна — с черным тюльпаном. "Это ваш гроб, товарищ?" — послышался рядом знакомый голос. В дверях стоял Ленин. На нем был все тот же военный френч, в котором его забальзамировали в двадцать четвертом году. Только теперь у него на голове была еще фуражка железнодорожного служащего и блестящий, хромированной стали компостер в руке. Он проверил на свет билетную картонку, потом клацнул своей машинкой и снова в задумчивости показал на гроб. "Значит, не ваш гроб, говорите?" — спросил он еще раз и, показывая пальцем на багажную квитанцию, добавил: "А здесь написано — ваш". И в самом деле, на квитанции было написано имя Спецкора. "Это какая-то дурацкая шутка, — сказал Спецкор, чувствуя, что от страха все его тело разваливается на кусочки, — при чем здесь серп и молот, при чем здесь черный тюльпан?" "Черный тюльпан — значит не кантовать", — сказал Ленин и пошел из купе, но в дверях приостановился и добавил: "А вообще-то наш поезд идет совсем в другую сторону".

Музыка из финальной сцены американского кинофильма "Love Story" уже закончилась, и теперь из установленного под самым потолком купе лампового радиоприемника доносилась упругая и пахучая, как кожа молодой негритянки, ламбада. И стальные паровозные колеса подпевали ей в такт. В туалетной комнате среди груды флаконов с одеколонами, ржавых лезвий, разноцветных кусочков мыла и засохшей пены Спецкор обнаружил позабытый монтерами электропаяльник и тут же принялся распаивать им цинковую домовину. Металл плавился быстро, а из образовавшейся щелочки струился розоватый то ли дым, то ли туман, в котором смешались запахи увядающих орхидей, тлеющих табачных листьев, окислившегося серебра и свежевыпеченного зефира. Он расползался по купе, поднимался все выше и выше, то принимая очертания реликтовых животных и птиц, то превращаясь в клоунские хари с гипертрофированными губами и нечесаными клоками ярко-красных, казалось выкрашенных кровью, волос. Но лишь закончил Спецкор свою работу, а гробовая крышка, надрывно лязгнув, поддалась и тронулась с места, розовые призраки разом всколыхнулись и просыпались на пол, на плечи Спецкора, на отверзтый гроб и лежащего в гробу старика розовым снегом. На старике был прострелянный в нескольких местах маршальский мундир времен Позапрошлой войны с многочисленными шевронами войск "СС", пятой парашютно-десантной дивизии армии США, береговой охраны Ливийской Джамахирии, спецподразделения "Моссад" и золотой звездой Героя Социалистического Труда. В одной руке он элегантно держал недокуренную сигару "Король Эдвард", а другой обнимал за талию пожилую, густо раскрашенную яркой косметикой кокотку в сине-желто-красном бальном платье и живыми подснежниками в седеющих волосах. Они целовались. Тут же, в гробу, рядом с маршальской шпагой стояла початая бутылка шампанского "Вдова Клико", хрустальные фужеры, надкусанная плитка миндального шоколада. "Смотри, нас, кажется, опять накрыли!" — сказала Подруга притворно испуганно и вдруг расхохоталась хмельно. Маршал приподнялся из гроба, огляделся растерянно по сторонам. Потом затушил сигару о шоколадную плитку. "Здесь отец наш не проходил?" — спросил он, наблюдая, как из-под окурка расплывается во все стороны сладкая коричневая жижа. "Не знаю, — ответил Спецкор. — Кроме Ленина, никого вроде не было". "Все ясно, — сказал Маршал и хитро подмигнул седой своей Подруге. — Устроят нам сегодня тарарам". "Вы не знаете случайно, как там павлины? — спросила внезапно Подруга. — А розовые кусты? Их, конечно, все вырубили? Господи, как я ненавижу эту солдатню. Они умудрились нагадить даже в бассейн с золотыми рыбками". "Если бы не этот сучий Генерал, — отозвался Маршал, — мы бы их всех превратили в дерьмо. Не сомневайся, дорогая…" "Впредь будешь знать, кого назначать в генералы, — рассердилась Подруга. — Говорила же я тебе, что у него комплекс неполноценности. А это хуже измены. Потому что о ней знают все. Боже мой, как жалко павлинов!" "Слушайте, вы кто такие? — набрался Спецкор смелости. — И фигли вы делаете в моем гробу?" "Во-первых, гроб пока что не твой, — проговорил Маршал, — он принадлежит французскому телевидению, а кто мы такие — тебе лучше расскажут на пьяцца Виктория". "Или — на бульваре Весны", — добавила Подруга. — "Или там, — согласился Маршал, — а теперь закрой-ка крышечку и вали отсюда подобру-поздорову. Вдруг солдаты войдут. Застрелят еще… От этих психов можно ожидать все, что угодно. Даже Неподдельной Любви…"

— Пора, — шепнула на ухо Клэр. — Мы все-таким летим. Уже объявили посадку.