Жители этого города с каждым годом все меньше нуждались в пище и вполне довольствовались вонючим салом и костями (по заявлениям местных партийных врачей, духовная пища была гораздо калорийнее пищи физической). Они привыкли жить без света и без тепла и даже гордились своим умением преодолевать жизненные трудности. Они писали книги без начала и без конца, книги, которые больше напоминали служебные инструкции. Они разучились видеть, потому что лунный ветер подверг мутации радужную оболочку и хрусталики их глаз, так что теперь они могли различать только два цвета: черный и белый, но порой путали даже их. Такие понятия, как добро и зло, — вообще перестали существовать для этих людей и превратились в некую абстракцию. Вместо этого они использовали понятие целесообразности. Конечно же, лунный ветер с приходом ночи вторгался не только в этот, но и в другие города и села страны. Намного раньше он уничтожил гигантскую северную империю Совок. А после второй мировой войны и некоторые другие, освобожденные Совком государства.
И вот теперь, когда, так и не выкарабкавшись из состояния комы, северная империя умирала в безобразной агонии, освобожденные ею страны вдруг впервые за многие годы увидели свет. Но не призрачный свет Луны — другой. Свет восходящего Солнца. Свет, от которого с непривычки даже слезились глаза.
Он достиг Города Луны только в декабре. Но даже после того, как не стало Сапожника, свет этот не сделался ярче. Лишь налился пунцовым от пролитой крови. А ночами по его улицам все еще блуждал лунный ветер.
"Похороны близки, — размышлял Спецкор, шагая вверх по бульвару Весны к площади Авиаторов, — вот помрет она, и кончится страх, кончится вся эта шизофрения. Ведь ясно же, что эта чертова Луна помирает…"
— Плохо выглядишь, — сказал Старый друг, когда они все вместе, включая пострадавшего за революцию Иннокентия, уселись за обеденным столом, — у тебя такая физиономия, словно ты сожрал таракана.
— Приятного аппетита, — сказала его жена, — ты всегда шутишь вовремя.
Спецкор промолчал. Потом вылил в себя большую рюмку коньяка и спросил:
— Ребята, а Луна вас никогда не возбуждала?
— Знаешь что, — сказала жена Старого друга, — ложись-ка спать. Сегодня ты очень устал.
Перед тем как заснуть, он взял с полки запылившуюся книгу профессора Филиппсона "Европа" издания 1906 года и, открыв ее наугад, прочел: "Виной этому та страшная язва, которая разъедает румынский народ и государство: это — та непроходимая пропасть, которая существует между честным и сильным, храбрым и способным на самопожертвование, но коснеющим в грязи, нищете и полнейшем невежестве крестьянством, с одной стороны, и высшим сословием — с другой. Последние прожигают жизнь в наслаждениях, услужливо предоставляемых им успехами новейшей культуры, часто тратят больше, чем дозволяет их состояние, подражая всем парижским нравам и порокам; в некоторых отношениях они даже перещеголяли парижан. На каждом шагу чувствуется в Румынии это противоречие между внешними учреждениями западноевропейской высшей культуры и кроющейся под ней восточно-средневековой полукультурой и полукультурностью широких народных слоев. Это обстоятельство в гораздо большей степени, чем в других балканских государствах, бросает мрачную тень на быстрое и блестящее в некоторых отношениях развитие Румынии и сильно ослабляет веру в счастливое будущее страны. Все вышеупомянутые явления представляют собою естественное следствие тысячелетнего угнетения народа немногочисленной кастой крупных землевладельцев и чиновников — зло, которое, в силу тех же причин, тяготеет и над могущественной Россией".
Где-то лениво долбил АКС.
Над городом низко шли армейские вертолеты.
Совковое посольство — это непременные голубые ели у входа. Это омоложенные портреты очередного вождя в кабинетах, ядовито-зеленый цвет стен, красные ковровые дорожки, угрюмые охранники, заросли из антенн на крыше, комната спецсвязи и затраханные шифровальщики в них, красный стяг на флагштоке, гипсовый дедушка Ленин, актовый зал с деревянной трибуной и горячий чай в стаканах с подстаканниками. Это суровый парторг, офицер безопасности, новая кофточка жены посла, распределитель, выписка по каталогу "Peter Justesen", ноябрьский прием, склоки с торгпредством, подсидки, аморалка, интриги, конец срока и самое страшное в посольской жизни — высылка в Совок. Посольство — это свой замкнутый мир. Это аквариум, в котором каждая рыба — от неприметной гупии до мубункинов и вуалехвостов — живет, кормится и передвигается по определенным для той или иной породы законам. И ненавидит других рыб. И сжирает их при первом удобном случае. По сути же, каждый такой аквариум — в Париже ли, Токио или Гаване — всего лишь сконцентрированное отражение самого Совка, увеличительное стекло, сквозь которое гигантская эта страна видится отчетливее и яснее.