Детектив и политика 1990 №6

В дипломатическом клубе, где вечно паслись агенты из всевозможных спецслужб мира, начиная от ЦРУ и КГБ и кончая БЗМ (Безопасность Зеленого Мыса), переодетые в официантов лейтенанты секуритате разносили маринованный чеснок, парное мясо и вонючую цуйку. Советник посланника был в этом клубе, что называется, своим парнем. Все его тут знали. И он всех знал. Страшное дело: в городе все еще постреливали, "скорые" все еще свозили в госпитали раненых, и могилы убитых еще не запорошило снегом, а здесь шла гульба, самая тривиальная пьянка. "Херня какая-то, — решил для себя Спецкор, — пир во время чумы". За те несколько дней, что провел он в Городе Луны, беспробудная, повальная пьянка, учрежденная, кстати, одним из первых декретов новой власти (в день победы революции во всех ресторанах и кафе наливали бесплатно), и вместе с тем грохочущие танки на городских площадях поражали его особенно сильно, но постепенно привык и к этому.

— И что же дальше? — спросил он Советника посланника, когда им подали кофе.

— А дальше началась вся эта история с эвакуацией. Вы не были в доме торгпредства?

Это изрешеченное пулями всех калибров, пахнущее недавним пожаром и одиночеством здание Спецкор излазил еще накануне. Он отправился туда совсем один и, поднимаясь с этажа на этаж, то и дело останавливался, прислушиваясь к скрежету разбитого стекла под собственными ногами, к шороху газет, которые гонял по опустевшим жилищам неприкаянный ветер. Время от времени сюда входили какие-то люди. Они рылись в сваленном в беспорядке на лестницах и в комнатах мусоре, доставая оттуда какие-то бумажки, обгоревшие фотокарточки, истоптанные сапогами книги. Люди смотрели на него вначале со смешанной со страхом неприязнью, но, узнав, откуда он и зачем, оставляли свое занятие, подходили ближе и принимались рассказывать, как все это было.

Стрельба началась в ночь на двадцать третье. Огонь вели со стороны улицы Доробанц, куда на штурм здания телецентра двигались толпы повстанцев. В доме торгпредства никто не спал. Даже дети. Прильнув к окнам, они видели, как по улице промчался бэтээр с зажженными фарами, а следом за ним, харкая выхлопами солярки, двинулись тяжелые танки. Над крышей зависло несколько боевых вертолетов "Пума". Если бы не стреляли, все это могло походить на военный парад, которые так любил устраивать Сапожник в дни национальных праздников.

В семь утра улицу Доробанц перекрыли тралеры, но вскоре их сменили танки, и молоденькие десантники заняли рядом с ними линию обороны. Перед входом в дом под прицелами автоматчиков лежали какие-то люди в гражданском. Один из них попытался подняться, но его убили короткой очередью в затылок. Подошли новые танки и окружили дом со всех сторон. Люди уже не подходили к окнам, а те из них, кто когда-то прошел войну, поняли, что дом оказался в самом центре военных действий, на линии фронта. Это означало, что по дому будут бить перекрестным огнем. И из него теперь не спастись. Телефон работал с перебоями. Но, когда наконец-то удалось связаться с посольством, на том конце провода прозвучало: "Мы не можем к вам подобраться. Спускайтесь в подвал". Теперь семьдесят девять человек, самому младшему из которых было всего шесть дней, оставались не только без помощи, но и без надежды. Шквальный огонь из тяжелых пулеметов и башенных орудий настиг людей в разных местах. Кто-то, прихватив документы, деньги и драгоценности, спускался по лестнице. Некоторые оставались еще в квартирах. Остальное, прижав к себе детей, уже сидели в подвале. Одни молились украдкой, другие плакали, третьих бил озноб. С рассветом, медленно вплывавшем в вентиляционные отверстия подвала вместе с пороховой гарью, военные начали штурм здания. Несколькими очередями в упор выбили замок входной двери и, не снимая пальцев со спускового крючка, кинулись вверх по лестнице. Преодолевая очередной лестничный марш, веером выпускали длинную очередь и только после этого врывались в квартиры. В одной из них им попался главный бухгалтер— невысокий мужчина в старомодных роговых очках. Кто-то из солдат приставил ему дуло автомата к затылку и повел на улицу. Бухгалтер понял, что сейчас его расстреляют. "Меня нельзя, — повторял он по-русски, — у меня ведомости, печати". Но солдат его не понимал. Он решил, что поймал террориста.