Детектив и политика 1990 №6

Этому самому Мариусу было лет, наверное, восемнадцать. Но перепуганное телячье лицо, болтающаяся мешком серая униформа войск секуритате делали его похожим на подростка, примеряющего отцовский костюм. Нынешним летом он поступил в политехнический институт, чтобы изучать в нем машины для бурения скважин, но уже осенью его призвали служить в войска госбезопасности. "Теперь ты будешь защищать свою Родину от внутреннего врага, — объяснял ему принимавший новобранцев офицер. — Для любого молодого человека в нашей стране это почетная обязанность и большая честь". "Внутренних врагов" своей Родины он впервые увидел той же зимой.

В тот день в самом сердце Города Луны шел официальный митинг трудящихся. Одетый в новый костюм, Сапожник вместе с немногочисленной свитой и охраной стоял на парадном балконе бастиона цэка, с которого он и в прежние времена любил произносить написанные крупными буквами революционные речи и призывал свой народ к бдительности. "Беспорядки в Тимишоаре, — говорил он, — были инспирированы и подготовлены враждебными силами, которые хотят территориального расчленения страны. Можно с полной определенностью говорить, что эти террористические акции были организованы и развязаны в тесной связи с реакционными империалистическими, шовинистическими кругами и шпионскими службами разных стран". Сапожник думал, что эти его слова произведут на массы впечатление холодного душа. Но массы молчали. А на соседних улицах, отгороженных от масс плотным кордоном милиции, слышался свист и непривычные его слуху возгласы. Но Сапожник, хоть и нервничал, но не настолько, чтобы покинуть народ в трудную для него минуту. Он знал, что ему делать. Он уже отдал приказ.

Тревогу в казарме, где служил Мариус, объявили через полтора часа после начала официального митинга. Им выдали пластиковые щиты и автоматы, погрузили в крытые брезентом грузовики.

Уже по дороге в город сквозь хлопающий на ветру брезент они слышали гул человеческих голосов, ругательства и крики "Долой Сапожника!". Только теперь они поняли, для чего им выдали оружие и пластиковые щиты, и от понимания предстоящего сразу же сделалось не по себе. Им стало страшно. Они боялись посмотреть друг другу в глаза, признаться в собственном страхе и вместе с тем боялись ослушаться, не подчиниться приказу того, кому они присягали.

Наконец грузовик остановился на глухой улочке возле кинотеатра "Patrie". Подтянутый офицер в надраенных до зеркального блеска сапогах и хрустящей кожаной портупее велел всем построиться и объявил боевую задачу: блокировать соседние улицы. Потом он, как бы между прочим, добавил, что если будет приказ стрелять, выполнять его нужно без всяческих сомнений и колебаний.

— Нас было шестеро, — рассказывал Мариус так, словно вспоминал о прошлогоднем отдыхе на Мамае, — а с нами — тот офицер, который приказал никого не пускать на бульвары. И кто бы к нам ни подходил, мы их не пускали. Некоторые спрашивали — военные мы или из сикуритате? Приходилось объяснять, что мы студенты на краткосрочной службе. Некоторые говорили, что им нет никакого дела до всех этих демонстраций. Просто они идут к себе домой. Таких, конечно, пропускали. А вечером уже какая-то пожилая женщина принесла нам шесть пачек "БТ" и немного похавать. Когда стемнело, на соседней улице появились какие-то пацаны. Мы сделали кордон, подняли щиты и начали к ним приближаться. Ребята остановились. "Что вы делаете, — говорили они, — разве дома у вас нет родителей? Кого вы защищаете? Против кого идете?" Ну что нам было ответить? Так и стояли молча, с дурацкими этими щитами. А пацаны в конце концов ушли.

Всю ночь проторчали мы на этой улочке и лишь часок вздремнули на щитах. Мы видели, как по небу рассыпаются трассирующие пули, а где-то возле "Интера" слышался рев танков и крики людей. На рассвете двадцать второго нам выдали по два рожка боевых патронов.

В два часа пополудни их взвод загрузили в автобус и перебросили на другую улицу, названия которой Мариус так и не запомнил. Там были уже остальные. Они снова избегали смотреть друг другу в глаза. Молчали и курили одну за одной до самого фильтра. Мимо шли люди. Много суровых людей. Один из них — в голубой нашейной повязке и драных джинсах — подошел к Мариусу совсем близко, потрогал его погоны и спросил: "Ты, наверное, тоже студент?" "Студент", — улыбнулся Мариус. И тогда этот парень плюнул ему в лицо. Он сказал: "В таком случае тебе следует застрелиться".