Детектив и политика 1990 №6

Естественно, что произошло это в 1939 году. Вернее, осенью 1939 года. К этому времени по кровавому сговору Сталина и Гитлера был произведен четвертый раздел Польши; Молотов уже объявил о полной ликвидации Польши как государства, существующего совершенно незаконно, ибо поляки не могут-де иметь своей государственности. Оставалось только распорядиться народом, веками раздираемым разбойничьими государствами, с которыми Польша имела несчастье соседствовать.

Как распорядились немцы — мы теперь хорошо знаем, и не это составляет тему моего рассказа. К нам в лагеря попали разные категории бывших граждан бывшей Польши. В основном среди них преобладали евреи. Когда на карте была проведена граница, отмеченная лихой подписью Сталина и скромной — Риббентропа, людям, бежавшим от фашистского нашествия на Восток, предложили выбор: возвращаться назад, в немецкое "Польское генерал-губернаторство", или же двигаться дальше, в необъятную глубь Советской России. И нашлись люди, для которых брошенные дома, предприятия, все старое и обжитое перевесило страх перед немцами. Они им запомнились по первой мировой войне пруссаками в остроконечных касках. Конечно, завоеватели, но люди как люди… Ведь тогда им еще не было известно о решении Гитлера покончить с "еврейским вопросом". И они возвращались в свою Польшу, в родные города и дома, чтобы через два-три года уйти в газовые камеры Освенцима, других фабрик массового убийства.

А спаслись от этой страшной участи те, кто неуверенно, с опаской, но решил остаться в чужой и страшной стране, к тому же поддерживающей фашистскую Германию. И хотя я вспоминаю ужасы, через которые прошли эти люди, я все же отчетливо сознаю: спаслись они только потому, что попали к нам.

Кто же они были, те, превратившиеся в "контингент" для лагеря? Попали туда далеко не все. Очень многие были отправлены в глубь страны, стали бухгалтерами, рабочими, техниками и даже колхозниками. Они стали советскими гражданами, получили продовольственные карточки и каким-то образом пережили войну, послевоенную сумятицу, восстановление Польши — пусть еще не очень суверенной, но все же страны, куда можно было вернуться.

А другие попали в лагеря. Можно только предполагать, чем руководствовались люди из "органов", которым пришлось воевать только с безоружными и беззащитными людьми. Ну, с одной категорией все было ясно: политические деятели, остатки польской родовой аристократии. Их посылали в лагерь только за фамилии — громкие, знакомые нам по историческим романам Сенкевича.

Несколько лет назад, во время одного из литературных мероприятий, я выступал в небольшом городе около Минска — Несвиже. Меня предупредили, что городок очень интересный — родовое гнездо Радзивиллов. Тех самых, которые… Действительно, этот маленький старинный город был необычен своей архитектурой, бытом, людьми, еще носившими отпечаток нерусскости. В огромном парке, в бывшем княжеском дворце теперь находился военный санаторий. А в самом городе центральное место занимал домашний костел Радзивиллов. В отличие от русских православных церквей костел всегда продолжал оставаться действующим. Католическая община в городе была большой и богатой, костел поддерживался в первозданном виде: пышный, благолепный, украшенный статуями, гербами, воинскими знаменами, флагами ремесленных цехов. И нас — как знатных гостей, сопровождаемых городским начальством, — водил по костелу старый, восьмидесятидвухлетний ксендз: умный, ироничный, умевший отлично ладить даже с большевиками. Был какой-то католический праздник, костел заполнился молящимися, и мы стали свидетелями красивого католического богослужения с хором, органом, церковным шествием. А когда церемония окончилась и прихожане покинули костел, ксендз отпер большой замок на одной из дверей и повел нас в огромное подвальное помещение, находившееся под всем храмом. Это была родовая усыпальница князей Радзивиллов. Десятки, если не сотни свинцовых гробов стояли в том огромном подвале, залитом ярким электрическим светом. Тут были гробы большие и поменьше, и совсем маленькие, в них лежали мужчины, женщины, дети… На гробах одна и та же фамилия, незнакомые имена и разные даты. Здесь лежали герои исторических романов о Речи Посполитой, богатейшие феодалы, придворные царей, королей и императоров в России, Пруссии, Австро-Венгрии — везде этот род имел своих представителей. На одном из гробов лежала запыленная камергерская треуголка с плюмажем, принадлежавшая, видимо, последнему российскому Радзивиллу, отбывшему в склеп в 1913 году.