Детектив и политика 1991 №2

"Вас никто не вынуждает, — сказал Прескотт, уловивший, как ему показалось, некоторую человеческую нотку в словах главаря. — Потому мы и просим дать нам немного больше времени".

"Я имел в виду, — холодно продолжал главарь, — что, если мы убьем их всех, мы лишимся возможности влиять на вас. Одного, двух, пятерых мы убьем не колеблясь. В этом случае у нас все еще будет достаточно заложников, чтобы управлять ситуацией. По пассажиру за каждую минуту сверх установленного нами лимита. И я не собираюсь обсуждать этот вопрос дальше".

Прескотт был на грани безнадежности, но ему пришлось совладать с эмоциями и спокойно продолжить:

"Вы позволите хотя бы подобрать диспетчера?"

"Какого еще диспетчера?"

"Человека, в которого вы стреляли. Я хотел бы послать людей с носилками, чтобы они вынесли его оттуда".

"Нет, этого мы вам не позволим".

"Он, быть может, еще жив и страшно мучается".

"Он мертв".

"Но ведь вы не можете точно этого знать!"

"Он мертв, но если ты настаиваешь, я сам всажу в него десяток пуль, чтобы избавить его от страданий… Если только труп может страдать".

Прескотт уронил голову на скрещенные на столе руки. Когда он снова поднял ее, по лицу текли слезы. Он не знал, отчего плачет. Был это гнев, жалость или что-то еще? Он достал носовой платок и плотно прижал его поочередно к глазам. Затем он вызвал инспектора Дэниэлса.

"Они не дают нам времени. Отказались наотрез. Они будут убивать по пассажиру в минуту, если мы задержимся с деньгами. В этом можно не сомневаться".

Инспектор ответил ему все тем же бесстрастным тоном: "Боюсь, мы физически не успеем".

"Три часа тринадцать минут, — сказал Прескотт. — После этого можно начинать считать убитых. По одному в минуту".

Мюррей Лассаль

Перепрыгивая через две ступеньки, Мюррей Лассаль взлетел по лестнице, ведущей в личные покои мэра. Его превосходительство лежал, уткнувшись лицом в подушку. Его пижама была задрана. Над ним стоял врач со шприцем в руке. В момент, когда Лассаль ворвался в помещение, игла была быстрым движением введена в розовое тело мэра. Он тихо застонал, затем перевернулся на спину и поправил пижаму.

— Вылезай из постели, Сэм, — сказал Лассаль, — одевайся, нам надо ехать в центр города.

— Ты с ума сошел, — сказал мэр.

— Об этом не может быть и речи, — сказал врач. — Это просто смешно.

— А тебя никто не спрашивает, — сказал Лассаль, смерив врача уничтожающим взглядом. — Политические решения здесь принимаю я.

— Его превосходительство — мой пациент, и я не разрешу ему вставать с постели.

— Хорошо, тогда я приглашу другого доктора, который разрешит. А ты уволен. Сэм, как фамилия того латиноамериканца, которому ты помог поступить в медицинскую школу?

— Послушайте, это очень больной человек, — сказал врач. — Вы подвергаете опасности саму его жизнь.

— Я что, забыл сказать тебе, чтобы ты убирался? — рявкнул Лассаль.

— Мюррей, ради всего святого, — стонал мэр, — я жутко болен. Какой смысл мне вставать?

— Как это, какой смысл?! Семнадцать граждан города находятся в смертельной опасности, а мэру настолько наплевать на них, что он даже не появится на месте происшествия?

— Что даст мое появление там? Ты хочешь, чтобы меня освистали?

— Все, что тебе придется сделать, Сэм, это спуститься в туннель и сказать в мегафон несколько слов похитителям. Потом можешь снова лезть в постель.

— Ты думаешь, они станут меня слушать?

— Сомневаюсь, но сделать это необходимо. Наши противники тоже будут там. Ты хочешь, чтобы они захватили инициативу и первыми воззвали к милосердию бандитов во имя спасения заложников?

Мэр резко сел на постели, свесил ноги и вдруг повалился вперед. Лассалю пришлось поддержать его. Не без усилия мэр поднял голову.

— Видишь, Мюррей, мне даже встать толком не под силу. Если я поеду с тобой, мне станет еще хуже, — и он добавил, широко раскрыв глаза: — Я могу даже умереть.

— С политиком случаются вещи похуже, чем просто смерть, — важно заметил Лассаль. — Давай я помогу тебе влезть в брюки.

Райдер

Райдер открыл дверь кабины, и Лонгмэн, посторонившись, чтобы дать ему дорогу, попытался дотронуться до него дрожащими пальцами. Райдер стряхнул с себя его руку и пошел к середине вагона. Он встал рядом с Уэлкомом, но так, чтобы не попадать в зону обстрела.

— Прошу внимания!

Он оглядел повернувшиеся к нему лица. Только двое пассажиров смотрели ему прямо в глаза: пожилой белый джентльмен — с выражением живейшего любопытства, а воинственный негр — с прежним вызовом. Лицо машиниста было бледно, губы подергивались. По физиономии хиппи блуждала все та же отрешенная улыбка. Мать двоих малышей раз за разом ощупывала их, словно хотела навсегда запечатлеть в памяти. Брюнетка сидела в позе, рассчитанной на наилучший обзор достоинств груди. Пьянчужка, похоже, так и не приходила в сознание.

— Я имею сообщить вам следующее, — продолжал Райдер. — Городские власти согласились заплатить за ваше освобождение.

Мамаша привлекла своих чад к себе и по очереди пылко расцеловала. Выражение лица чернокожего "бунтаря" не изменилось. Старик принялся беззвучно аплодировать, впрочем, без тени иронии.