Читаем Детектив и политика 1991 №5 полностью

— Ваше алиби чрезвычайно сомнительно. Чтобы иметь машину наготове, вы до полудня приехали на своем автомобиле в клуб и оставили его на стоянке. Но сами вы там не остались. Я полагаю, за вами следом ехала миссис Кун, она и привезла вас назад сюда, где вам предстояло выполнить некую работу, причем были приняты все меры предосторожности, чтобы вам никто не помешал. Вы понимаете, какую работу я имею в виду. Ваши сумки для гольфа были уложены в седан вместе со сменой одежды. Оставив машину Куна в том месте, где кончалась дорога, нетрудно было переодеться и сложить в сумки для гольфа снятую одежду. Вам потребовалось всего несколько минут, чтобы пересечь пустырь, лежавший между концом дороги и задним участком поля для игры в гольф. Разумеется, это было рискованно, но вы пошли на этот риск, и он оправдался. Потом вы, парочка невинных игроков в гольф, подошли к зданию клуба. У вас были свидетели, готовые подтвердить, что видели вас, и машина, на которой вы отправились домой. Но я не помню, чтобы хоть кто-нибудь утверждал, что видел вас до того, как вы вернулись с поля. То, что вы играли в гольф, просто предполагалось. Брэди Болдуин — опыт-ный полицейский, и он, несомненно, заинтересуется этим обстоятельством.

— Крайне интересная версия, — сказала Дульчи Кун, — и весьма остроумная. Не советую, однако, где-нибудь повторять ее. Я могу обратиться в суд, и вам придется иметь дело с моим юристом.

— Я предвижу, что вам самой придется иметь дело с юристом. Я имею в виду прокурора. Не забывайте, что серый седан еще находится в распоряжении полиции. Как раз сейчас лаборатория обследует багажник, и можно не сомневаться, что они найдут доказательства того, что ваш муж находился в этом багажнике, — нитку, пару волосинок, пятно крови, словом, что-нибудь. Просто удивительно, каких успехов достигла наука в наши дни. Думаю, Брэди скоро будет здесь. Можете в этом не сомневаться. Поэтому, чем скорее вы свяжетесь со своим юристом, тем лучше.

Я стал продвигаться к дверям. Никто меня не останавливал. Я прошмыгнул мимо "седьмой воды на киселе" и был таков.

По крайней мере, думал я, наконец-то мне удалось отработать полученный гонорар.

За ужином нас было трое. Я, Гетти и Брэди Болдуин. Брэди был приглашен потому, что закончил это дело и заслужил ужин, а я захотел проявить широту натуры. Три скрипки и фортепиано создавали соответствующий фон. Все было замечательно и очень мило. После ужина Брэди стала немного беспокоить его язва.

— Надо ехать домой, принять лекарство, — сказал он. — Поэтому я уж лучше сразу выскажу тебе свои комплименты и покончу с этим. Признаю, что в этом деле ты проявил просто-таки гениальность. Но в одном тебе просто подфартило, и тут твоей заслуги нет. В лучшем случае, с твоей стороны это была просто удачная догадка. Я имею в виду то, как ты додумался, что в баре Дульчи Кун встретила Мартина Фармера. Может, это была даже и не догадка. Может быть, когда позднее ты увидел Фармера, ты его просто узнал?

— Ничего подобного. Не пытайся преуменьшить мои заслуги, Брэди. Фармер и Кун очень похожи друг на друга, а мне так и не удалось как следует рассмотреть мужчину в баре. Уж Фармер об этом позаботился. Нет, я считал, что в баре был Бенедикт Кун и уехал он оттуда со своей женой. Лишь позднее я узнал кое-что и тогда понял, что в баре был другой человек. А так как этот кузен — "седьмая вода на киселе" — все время так подозрительно болтался возле Дульчи, я и назвал его.

— Ну хорошо, что же ты узнал?

— Благодаря Гетти я узнал, что Бенедикт Кун страдал заболеванием сердца. Нет, жизни его эта болезнь особенно не угрожала, во всяком случае, он мог прожить еще долгие годы, что, конечно же, вряд ли устраивало Дульчи. Особенно после того, как он стал строжайшим образом соблюдать режим питания и чертовски нежно относиться к своей особе.

— Постой, Перси. Но ты же не можешь сказать, что у человека больное сердце, лишь взглянув на него. Ты что, пытаешься убедить меня в том, что человек в баре выглядел так, будто он не страдает болезнью сердца?

— Дело было не в том, как он выглядел, а в том, что он делал. Гетти разузнала для меня кое-что о заболевании Куна. Людям, страдающим этим заболеванием, предписана строжайшая бессолевая диета. А мужчина в баре, ожидая даму, все время ел соленый арахис.

Гетти пила кофе, курила и сквозь дым посматривала на меня с весьма многообещающим видом:

— Разве он не удивителен? Ты ведь сам говорил, Брэди, что он просто гениален. Меня возбуждает уже само сознание того, что я знакома с таким человеком.

— Черт бы меня побрал, — Брэди со своим стулом отодвинулся от стола, встал и раздраженно посмотрел на меня:

— Доброй ночи, Гетти. Доброй ночи, гений. Поеду, лягу в постель.

— Мы еще немного посидим и тоже последуем твоему примеру, — промурлыкала Гетти.

Владимир Соловьев

ПРИЗРАК, КУСАЮЩИЙ СЕБЕ ЛОКТИ

© Vladimir Solovyov, 1990.

Все события и действующие лица, описанные в рассказе, — вымышленные, и любое сходство с реально существующими людьми — чисто случайное.


Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика