Открыла дверь. Моя крохотная, полтора метра на полтора, передняя мгновенно заполняется людьми. Входят четверо: женщина и мужчина постарше и двое совсем юных — парень и девушка студенческого типа.
Я еще ничего не понимаю.
— Товарищи, — говорю я, запахивая халатик, вы ко мне? Поговорить? Может быть, отложим разговор? Я очень плохо себя чувствую…
— Нет, нет, — возражает женщина постарше, — мы вам сейчас все объясним.
И, запирая дверь (вот тут меня что-то кольнуло), объявляет:
— Обыск!
Ах, обыск!
От входной двери до моей тахты — четыре шага. Я поворачиваюсь, иду в комнату, сажусь на постель и говорю:
— Предъявите ордер!
Женщина протягивает ордер и одновременно каким-то даже чуть щеголеватым, вызывающим движением раскрывает передо мной свое служебное удостоверение. Читаю: "старший следователь Мосгорпрокуратуры Корнакова". Корнакова, Корнакова?.. Почему такая знакомая фамилия? Ах, да, первый советский цветной фильм назывался "Груня Корнакова"… Неуместная эта ассоциация мелькает в мозгу, пока я отвечаю, что у меня нет "заведомо ложных клеветнических материалов", которые мне предлагается добровольно выдать.
Ритуал закончен. Я снова ложусь под одеяло, они приступают к делу. Перед этим мужчина постарше изысканно-вежливо спрашивает:
— Разрешите раздеться?
Сухо отвечаю:
— Я здесь сегодня ничего ни разрешать, ни запрещать не могу.
Снимают пальто. Попутно осведомляются:
— Вы больны, Раиса Борисовна?
— Как видите.
— К вам должен прийти врач?
— Нет, только медсестра.
Корнакова подходит к письменному столу, расчищает место и раскладывает письменные принадлежности (все пять часов она занималась исключительно канцелярской, секретарской деятельностью). Мужчина постарше (он так и остался безымянным) проходит к комодику и начинает рыться в белье. Двое юных (как я поняла, привезенные с собой "понятые" — какие-то ихние кагэбэшные студенты или курсанты) остаются посреди комнаты в статуарных позах. Парень за все пять часов так и не произнес ни слова; девица же (видимо, отличница) проявила больше активности.
…Звонок. Появляется пятый — тоже безымянный. Вот если бы он вошел вместе со всеми, я бы сразу догадалась. Почему? Не знаю. Какой-то явственный профессиональный отпечаток: холеная толстая морда, пустые глаза, неуловимое хамство в интонациях (хотя внешне все в нормах вежливости).
"Толстомордый" начинает "шмонать" стоящие за дверью книжные полки. Это в ногах моей постели. Лежу, смотрю. Читать не могу. Изредка отпиваю воду.
Девушке-"понятой" не сидится на месте. То ли ей впрямь чуточку неловко (не привыкла еще), то ли просто молодая энергия не дает покоя…
— Раиса Борисовна, может быть, вам что-нибудь нужно? Может быть, вам чайник вскипятить?
— Благодарю вас, — отвечаю я ледяным тоном, из которого не выхожу в тех редких случаях, когда раскрываю рот. — Мне
Молчание. Они "работают", принося все, что находят нужным "изъять", к письменному столу, где следовательница в поте лица трудится над составлением описи. Даже мне, неопытной, ясно, что ее роль тут ничтожна, что ордер Мосгор-прокуратуры — чистая "липа", ширма для КГБ.
…Молчание. Нарушает его первым безымянный, изысканно-вежливый.
— Разрешите курить на кухне?
Тем же тоном повторяю: не могу ничего ни разрешать, ни запрещать. Они по очереди ходят на кухню.
…Молчание. И телефон, стоящий у моей постели, обычно беспрерывно трезвонящий, почему-то молчит. Странно, они его даже не отодвигают. Техника у них, что ли, такая, что позволяет отводить звонки?
…Молчание. На этот раз нарушает его "толстомордый". На книжных полках он, кроме старых самиздатских произведений, обнаружил неизвестную толстую рукопись в двух папках. Не помню, как она называется, — не читала. Что-то социологическое. Просили меня прочесть, а я все уклонялась: уж очень солидный "кирпич", а мне неохота тратить время — я не специалист…
"Толстомордый" тоже явно не специалист в социологии, но в своем деле понимает: перелистав несколько страниц, что-то учуял. С чуть заметной издевкой спрашивает:
— Диссертация?
— Возможно, — равнодушно отвечаю я.
Издевка в тоне усиливается.
— Ну и где же эту диссертацию собирались защищать?
— Понятия не имею, — следует столь же равнодушный (и вполне правдивый) ответ.
— Как она к вам попала?
— Мало ли как! Ко мне многие обращаются с просьбами — отрецензировать, отредактировать…
— И вы все это делаете за "спасибо"?
— А вы не способны представить, что можно что-нибудь делать за "спасибо"? — осведомляюсь я.
Замолчал — и понес толстые папки к следовательнице. Около нее неуклонно растет гора.
"Изысканно-любезный", покончив с моим бельевым комодиком, дергает дверцу письменного стола. Заперто. Он обращается ко мне:
— Раиса Борисовна, вы дадите нам ключи?
Дать? Не дать? Ну, допустим, не дам. Они взломают. Но и подавать им я не стану…
Не меняя позы, говорю:
— В связке ключей на входной двери находится и ключ от письменного стола.