Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

В конце октября мы вернулись в Таллинн, где 7 ноября должен был состояться большой прием в полпредстве, о котором потом все газеты писали хвалебные статьи и с наивным удивлением констатировали, что, "несмотря на различие мировоззрений, люди могут быть симпатичными”.

Зимой 1931 года, когда мы были в Москве, мой отец сказал нам, что его родители были "раскулачены" и сосланы неизвестно куда. Страшная эта весть потрясла меня. Обнявшись, мы с папой горько плакали… Путешествуя по Эстонии, я видела всюду маленькие чистенькие фермы, где свободолюбивый эстонский крестьянин трудился на своей суровой земле… Этот труд, бережливость, порядок, равно как и труд всего населения, создавали благосостояние Эстонии. Вспоминая эту налаженную жизнь эстонского крестьянина, я с болью думала о судьбе несчастного русского мужика. Разоренный дом моих дедушки и бабушки в Ольшаниках! Ведь они тоже трудились не жалея сил, никого не эксплуатируя, заботясь о своем хозяйстве, о будущем своих детей. Их выгнали из дома, построенного их собственными руками, погрузили, как скот, в скотские же вагоны и увезли куда-то в чужие дикие края. Советская власть отбила у крестьянина охоту к земле. Немыслимо человеку жить без возможности хоть маленького, но индивидуального творчества где бы то ни было: у себя дома, в поле, в огороде. В Переделкине я видела колхозное поле, где в конце сентября неубранная рожь с пустыми колосьями, зерно высыпалось уже давно, сиротливо качалась на ветру…

Раскольников негодовал и огорчался, что Максим Горький безоговорочно одобрял все политические процессы, происходившие в Москве. 15 ноября 1930 года писатель публикует статью в "Правде” и в "Известиях”, в которой заявляет: "Если враг не сдается, его уничтожают”. Эта лапидарная формула сразу же вошла в арсенал советских моральных правил.

Раскольников хорошо знал лично Максима Горького. Они встречались в первые революционные годы у писателя в Петрограде. В двадцатых годах Раскольников дважды был в Италии и посетил Алексея Максимовича в Сорренто. В годы, когда Раскольников был главным редактором "Красной нови”, он переписывался с Горьким о литературных делах. Несколько писем писателя хранились в архиве моего мужа, переданном им на хранение в Литературный музей в августе 1936 года. Когда Горький постоянно жил в СССР, Раскольников в свои наезды в Москву несколько раз звонил ему, но всякий раз к телефону подходил секретарь писателя Крючков с неизменным ответом, что Алексея Максимовича нет в Москве или что он болен. Раскольников понял, что окружение писателя считает нежелательным возобновление отношений Горького с ним, и перестал звонить.

Летом 1932 и 1933 годов мы ездили в Париж и Италию. По дороге останавливались то в Мюнхене, то в Дрездене, Роттенбурге, Гейдельберге, Веймаре, Нюрнберге, Баден-Бадене. Совершили даже поездку на пароходе по Рейну.

Александр Федорович Ильин-Женевский, брат Феди, занимал в эти годы пост советника в полпредстве в Париже. Мы останавливались у него и много времени проводили с ним и его женой. Шурик, как мы его звали, мягкий и внимательный, обладал большим чувством юмора. Мы много смеялись, когда он рассказывал истории, происходившие в полпредстве.

В Эстонии мы совершенно "обжились". "А ведь эстонцы к нам привыкли и даже не скрывают, что мы им симпатичны", — сказал мне однажды Федя. И это было верно. Три года тому назад мы приехали в откровенно враждебную страну, с еле скрываемым подозрением следившую за каждым нашим шагом. Теперь у нас были друзья даже в антисоветских кругах. Самый непримиримый враг коммунизма либерал Тыниссон любил беседовать с советским посланником и, не довольствуясь официальными приемами, приглашал нас частным образом в свою семью, в летнюю резиденцию министра иностранных дел.

В то же время наши приезды в Москву в эти годы были все более угнетающими. Усталость, страх и разочарование чувствовались очень сильно. "Обожествление" Сталина шло быстрыми темпами. Он был объявлен "великим корифеем науки", "великим философом, классиком марксистской философии, равным Марксу, Энгельсу, Ленину", "великим историком", "великим лингвистом", "лучшим другом детей", "солнцем и луной", "вождем, самым любимым из вождей всех эпох и народов" и т. д. и т. п. На плакатах появляются уже четыре профиля: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Под знаменем "социалистического реализма" и борьбы с "формализмом" критика грубо одергивала "виновных": писателей, театральных деятелей, художников, композиторов…