Дети

Входят соседи, стоят к постели старухи, опускают головы и скрещивают руки, как для молитвы. Женщина вносит горящую свечу и ставит ее на блюдце, рядом с кастрюлей. Эрвин убирает кастрюлю и гору картофельных очисток, придвигает стол с горящей свечой к кровати старухи, и уходит.

На углу улицы останавливается. Маленький автомобиль проезжает мимо, издает резкий гудок. Кажется ему, что это нажимает на клаксон Эдит.

– Только она. Только она! – бормочет Эрвин, и поднимает голову. Перед ним, у тротуара – дом на снос. Деревянный забор окружает дом, и на нем множество плакатов и листовок, естественно, о забастовке транспортников. Часть плакатов еще со времени последних выборов, часть относится к выборам будущим. Огромный плакат со свастикой. Буквы режут глаза:

«Сегодня Германия – наша! Завтра – весь мир!»

Рядом с нацистскими плакатами – листовка Эрвина, которую отпечатали его товарищи и расклеили на заборах и стенах. Скромная листовка, жалкая, на серой дешевой бумаге. Давно устарела. Но тут, на этом заборе, она исходит криком. Жирная красная чернильная черта перечеркнула его имя, и под чертой надпись – «Предатель!»

Что ж, пришло время – идти в здание партии, на товарищеский суд. Он все еще кружится в переулках, ведущих на Александерплац, где он расстался с Эдит. Путь к зданию коммунистической партии недалек, но Эрвин идет медленно, из переулка в переулок. Ему надо выиграть время, успокоиться, стать снова разумным и взвешенным.

Лицо успокаивается, и руки выпрямляются лишь перед зданием партии. Вилли, привратник, отворачивается от него. С тех пор, как существует это огромное здание коммунистической партии, существует и Вилли, как его привратник и сторож. Он – инвалид войны. Две пули у него в теле. Человек он веселый и добродушный. Проживает в этом здании, охраняет его днем и ночью, всегда занят, весь в хлопотах, нет у него свободного времени. Стучит палкой, ковыляя по плиткам длинных коридоров, разносит сплетни и новости от человека к человеку. Вилли посетителям, все громко приветствуют:

– Алло, Вилли, что нового?

Вилли всегда был другом Эрвина. Когда однажды он заболел желтухой, лицо и белки глаз его пожелтели, взяли Герда и Эрвин его к себе домой, лечили с истинной жертвенностью. С тех пор он привязался к ним, относясь, как отец к своим детям. Теперь, при виде вошедшего Эрвина, он мгновенно отворачивает голову в сторону большого портрета Карла Либкнехта на стене и вперяет в него взгляд.

– Алло, Вилли, что нового? – протягивает Эрвин ему руку.

– Вас ждут в комнате номер 75, – говорит Вилли, искоса поглядывая на Эрвина.

– Что случилось, Вилли? Ты со мной не знаком?

Теребит Вилли свой лоб и удивляется Эрвину, который делает вид, что ничего не случилось, и он продолжает быть любимым и уважаемым всеми лидером.

– Ты не понимаешь, что ли, Эрвин, – Вилли старается сдержать свое удивление и окидывает Эрвин холодным взглядом, – я здесь при исполнении, и не могу... – в голосе его слышны травматические нотки по поводу дерзкого поведения собеседника.

Эрвин продолжает путь, и вот он уже у входа большой зал, недалеко от входа в здание. Оттуда доносятся голоса:

Скоро сложим мы оружье.
Завершится бой.
И свободой мы окружим
Братскою рукой
Нашу землю. И с серпами
Выйдем мы в поля.
Мир весь в мире будет с нами,
Как и вся земля.

Весь дом сотрясается от песни, и на стене, напротив Эрвина чуть покачивается портрет Розы Люксембург. Вспыхнули в душе искры, которые давно погасли. Дни юности. Рядом – Герда. Их чистейшая мечта – построить новую Германию, создать оплот прогресса в сердце Европы. Они верили в доброе начало в человеке, в освобождение от насилия и унижения с помощью высокой идеи. Прошли годы, и серая паутина соткалась вокруг их мечтаний и самой жизни. Втайне Эрвин надеялся здесь встретить Герду, и вместе с ней предстать перед товарищеским судом. Но она не пришла. Он знает, что в это утро она сидит дома и переживает за него. Но, в общем-то, каждый из них пошел своим путем. Любовь ушла, не успев расцвести. Великая мечта в начале пути, и полный провал – в конце.

– Вас ждут в комнате номер 75, – постукивает Вилли палкой за его спиной.

В комнате номер 75 находится секретариат. Несколько мужчин в комнате, стоят и сидят, встречают Эрвина коротким кивком головы. Он хорошо знает всех их. Никто не подходит – пожать ему руку. Глаза смотрят искоса, подозрительно. Рыжий, друг Герды, естественно, здесь. До сих пор он стоял у окна, погруженный в беседу с товарищем. С появлением Эрвина, уселся за стол, руки на портфеле. За ним все остальные заняли места за столом. Эрвина не приглашают сесть. Кого-то ждут. «Они выглядят так, словно собираются выразить общее соболезнование в связи с моей кончиной. Если это мои судьи, я и рта не открою в свою защиту».