Дети ада

— Само собой, — ухмыльнулся Илья. — Мой батяня тоже торгаш будь здоров. Ему и без меня таскают в дипломатах выпивку и закуску. Да думаю и долларами не обходят. От него ведь многое зависит в деле аренды помещений, оформлении документации...

— Вот и не тяни на папу, — миролюбиво сказал Гоша. — Будем расширяться, снова придется тебе на него надавить.

— Надавлю, — махнул рукой Илья. — Мы с папашей без слов понимаем друг друга. У нас нет проблемы отцы и дети.

Ане неинтересно было их слушать, она бы ушла, но не хотелось обидеть подругу, а Вика чувствовала себя в этой компании как рыба в воде. Оно и понятно — это ее мир. Анне же мир купли-продажи был неприятен, не потому что она вообще презирала торгашей, просто эти люди ведь по сути дела грабили обыкновенных смертных, драли с них за всякую мелочь три шкуры. Ей противно было заходить в кооперативные магазинчики и смотреть на витрины бесчисленных ларьков. Цены просто ошеломляли! И не стыдно за любую мелочь заламывать сотни, тысячи рублей! Ей было непонятно, не верилось, что есть люди, которые покупают эти баснословно дорого стоящие товары западного производства. Наш утюг — пять рублей, а заграничный — пятьсот! Что он, лучше гладит? Или платят просто за красоту, потому, что оформлен он гораздо лучше. Покупатели видят перед собой не тех, кто сдал в магазинчик товар, а продавцов, которые их продают. Гоша и Илья не нравились ей и как мужчины. Уж Вика-то знает, как разборчива в знакомствах Аня, а вот пригласила в эту компашку! Оказывается, они отмечали день рождения Гоши, ему стукнуло 28. Он, конечно, похвастался, что имеет подержанный «Мерседес», у него самая современная видеоаппаратура, сотни две кассет с лучшими зарубежными фильмами и он не женат. По тому, как смотрела на него подруга видно было, что она совсем не прочь бы стать его женой...

Сообразив, что подруга скучает, Вика включила стереомагнитофон и под визгливую современную музыку за руку вытащила из-за стола своего длинного Гошу. Ане пришлось танцевать с Ильей, хотя ей совсем не хотелось. Не то, чтобы она сердилась на Вику, но все, что происходило в этой комнате не нравилось ей, знала бы, что тут гулянка, ни за что не пришла бы. Чужие, неприятные ей люди, раздражающие ее разговоры, самодовольство, написанное на их покрасневших от алкоголя лицах — все это отталкивало ее. Но ведь раньше-то с Викой они дружили, понимали друг друга, как говорится, с полуслова? Что же произошло? Почему Ане тут скучно и не интересно?.. На этот вопрос она бы и сама себе не ответила.

У Билибина солидный живот и этим самым животом-подушкой он сразу же прижался к ней. Глаза у него будто плавали в подсолнечном масле, толстые красные губы сердечком. Ладно, Гоша хотя бы мужчина, а этот какой-то бабистый, мягкий.

— Анюта... — растянул в улыбке маленький рот Илья. — Когда я был в Париже, познакомился с Антуанеттой. Тоненькая, смешливая, совсем молоденькая. У меня были в кармане зелененькие и мы с ней славно кутнули... Даже попробовали устриц с лимонным соком. У них там все просто, без комплексов, — он терся животом о нее, сложенные сердечком губы вытягивались, будто он намеревался присосаться к ней. — Можно я тебя буду звать Антуанетта?

— Нельзя, — резко ответила Аня, как можно дальше отодвигаясь от него. Наверно, со стороны она сейчас выглядела смешно: выгнувшаяся коромыслом, с откинутой назад головой и злыми глазами. От Ильи пахло не только одеколоном, но табаком и легким перегаром. Неприятный запах изо рта сразу отбивал в девушке все чувства, кроме нарастающего отвращения.

— Ну чего ты такая? — сияющая улыбка Ильи померкла, а губы обиженно поджались.

— Какая?

— Боишься меня, что ли?

— Я не хочу танцевать, — Аня постаралась высвободиться из его жарких объятий, но не тут-то было! Он сграбастал ее в охапку и, подведя поближе, опрокинул на застланный ковровой дорожкой диван с высокой спинкой. Мокрые губы его залепили ей рот, гнилостный запах еще сильнее ударил в нос. Она ожидала, что рано или поздно он именно так поступит, но все равно это застало ее врасплох. Однако как вести себя в подобных случаях, она знала, не первый раз приходилось вырываться из нахальных лап подвыпивших разгоряченных кавалеров. Она больно куснула его за верхнюю губу, одновременно сильно ударила коленом в пах. Толстяк выпустил ее, охнул и согнулся пополам, схватившись за ширинку обеими руками. Голубые глаза его злобно округлились.

— Тварь, куда бьешь?! — заорал он. — Да я тебя сейчас по стенке размажу!

— Попробуй только, — спокойно сказала Аня, отступив к двери. — Вот этой вазой... — она кивнула на стол с высокой хрустальной вазой. — Прямо по твоей дурной башке!

— Вика-а! — завопил он, осторожно ощупывая свое пострадавшее хозяйство, зажатое в узких брюках. — Поди сюда, слышишь?!

Дверь распахнулась и в комнату влетела полураздетая Вика. Щеки ее горели, она застегивала на груди кофточку. Юбки на ней не было — одни узкие просвечивающие трусики.

— Чего разоряешься, толстяк? — сердито сказала она. — Соседи услышат, расскажут родителям... Знаешь, какая у нас слышимость?