Дети богини Дану

Думая об этом и сравнивая свои чувства с тем, что он испытывал в землях Кайдена, Риган понимал, что всё время, проведённое в туатах, он был не королём, а узником в собственном храме — здесь он зависел ото всех. От капризов Дану, которая была не более божественна, чем он сам, от необходимости опасаться стен, каждая из которых могла его подслушать. Когда Риган только стал Верховным Жрецом, друидов не боялся никто. Сиды затевали войны между собой, не слушая воли деревьев, и без всякой нужды проливали кровь. Филиды воспевали их подвиги, а друидам доставалась роль предсказателей и устроителей похорон. Но Риган не собирался с этим мириться.

Десять лет потребовалось, чтобы устроить вокруг себя мир, поклонявшийся ему — и Дану, кем бы она ни была. Его обряды навевали страх на жителей туатов и держали их в узде — но это было куда лучше, чем позволить им драться между собой.

И вот, когда власть его окрепла достаточно, чтобы он в самом деле мог называть себя королём, Дану решила от него избавиться.

День и ночь ненависть не оставляла его, и всё более серьёзно задумывался Риган о том, что предложила ему Кейли. Правда, его мысли заходили дальше — не зелье забвения, а зелье, которое заставило бы «богиню» уснуть навек, вот что было ему нужно.

Но решиться Риган не мог. По крайней мере до тех пор, пока Девон ему перечил. Пока мог его обвинить.

И, промучившись так то время, за которое солнце совершило по небу круг, Риган распорядился запрячь в колесницу лошадей и поехал на север — туда, где едва улеглась пыль от копыт других, принадлежавших Девону коней.

В первом заезжем доме ему не сказали ничего, и Риган подумал было, что Девон запутывает след. Что он отправился вовсе не на север, а куда–то ещё. Но в пользу севера говорило то, что там лежали земли Ястребов — их Девон знал как никто.

Риган решил следовать дальше, и уже на вторую ночь хозяин заезжего дома легко признался ему, что другой друид в самом деле проезжал его дом.

Так, ночь за ночью, дом за домом Риган следовал за своим бывшим учеником.

Он увидел след колесницы Девона на седьмой день. Сломанное колесо лежало в пыли, а колесница, пустая, лишённая лошадей, лежала рядом с ним.

— Вряд ли он ушёл далеко, — сказал Риган негромко.

— И что теперь? — спросила Кейли, стоявшая у него за спиной.

— Теперь отдохнём.

Ехать по горной дороге было трудно — во–первых, коням тяжело было тащить вверх колесницу, нёсшую двоих людей, во–вторых, дорога с каждой пядью всё меньше походила на дорогу. Всё больше на ней встречалось камней, и всё чаще серая гладь смешивалась с травой.

Когда ж колесо сухо треснуло и полетело в сторону, Девон едва успел перехватить Дею поперёк туловища и так, придерживая её рукой, в обнимку с ней покатился по траве в сторону обрыва.

Грязное ругательство сорвалось с его губ, а немного придя в себя, он поднял голову, вглядываясь в лицо Деи.

— Ты жива?

С удивлением он понял, что в эту секунду для него не было ничего важней.

Дея рвано выдохнула и судорожно кивнула. А потом порывисто обняла Девона, будто подумала о том же самом.

— Идём, — Девон поднялся на ноги и протянул руку Дее, помогая подняться и ей. Впрочем, уже через мгновение он понял, что сам держится на ногах с трудом — правое колено сильно болело, едва не подламываясь под его весом.

Дея, заметив это в последний момент, подхватила его под плечо и сама уже помогла добраться до того места, где перевернулась колесница.

— Вот и всё, — сказала она. — Дальше пешком.

— Нет, не всё, — Девон высвободился из её рук и, подойдя ближе к остаткам колесницы, выдернул из колеса стрелу. А затем поднялся на ноги и внимательно огляделся по сторонам.

Дея напряглась. Рука её непроизвольно потянулась к собственному несуществующему колчану, и впервые она пожалела о том, что согласилась пройти посвящение.

— Вон! — коротко бросила она и ткнула пальцем в сторону небольшого карниза, спрятанного среди отрогов — и тут же в землю рядом с ней вонзилась ещё одна стрела.

Девон поднял руки и сделал шаг вперёд — ещё одна стрела едва не пронзила ему сапог.

— Мы идём говорить, дети Кейсар! — провозгласил он.

Какое–то шевеление произошло на карнизе среди кустов, и тут же снова воцарилась тишина.

— Я — сын Элрин, наложницы Брана. Вы слышите меня?

И снова что–то зашевелилось вдали.

— У Элрин не было сыновей! — наконец прозвучал звонкий голос из–за листвы, и Дея поняла, что говорит девушка.

— Но она была мне как мать.

— Вы убили её!

Девон стиснул зубы и против воли сжал пальцы в кулак.

— Мы скорбим о ней, — сказала Дея, тоже делая шаг вперёд. Она опустила руку Девону на плечо и легко погладила его.

Наступила тишина. Только шумела едва слышно листва.

— Позволь мне говорить с ними, — тихонько попросила Дея.

— С чего это?

— Я лучше понимаю людей.

— Они не люди, — Девон метнул в неё свирепый взгляд, — не равняй их на себя.

Дея вздохнула, но не ответила ничего.