Дети Божии

Когда хребет Гарну остался позади, рельеф сделался ровнее, поднимаясь и опускаясь не более чем на рост рунаo. Сапфировые холмы вдалеке потемнели и обрели цвет индиго, ближние окрестности пылали цветками вроде земных фуксий, ослеплявших под лучами солнечного света, и Эмилио начал радоваться тому, что они все же пошли пешком. Ритмичное движение всегда успокаивало его, направляя внимание к сокращениям мускулатуры, к соприкосновению ступней и земли. Он не пытался предугадать аргументы Софии и собственные возражения. Все сложится хорошо, убеждал он себя, час за часом переставляя ноги – одну за другой, словно паломник, шествующий в Иерусалим. Снова и снова: все будет хорошо. Не то чтобы он верил в это – слова Хэ’эналы попросту соответствовали ритму движения.

По пути они часто останавливались попастись – на открытом месте, не опасаясь, что их заметят.

– Если нас арестуют, то все равно доставят к армии, – беспечно поведала практичная Кажпин. – Так что зачем трудиться?

Днем Эмилио почти мог сравняться с подобным фатализмом, однако ночью… он все скитался по обугленным и безлюдным городам сновидений или же расхаживал посреди говорившей собственными языками темноты, дожидаясь рассвета. Потом наконец просыпались все остальные, завтракали остатками от предыдущего ужина. Раз или два Нико удалось добыть какую-то мелкую дичь, но есть мясо, кроме него, было практически некому. Эмилио ел очень мало – как бывало всегда, когда он находился в состоянии нервного напряжения. Без отдыха расхаживая от ночи до того мгновения, когда они трогались в путь, он забывался, погружаясь в этот припев: все будет хорошо. На восьмой день путешествия к югу от гор на горизонте стали вспыхивать огоньки – засверкало оружие. К концу дня под облаком пыли обнаружилась темная толпа – из-за неровностей рельефа показалось войско.

– Мы поравняемся с ними завтра, – сказала Тийат, однако, посмотрев на запад, добавила: – Если только нас не опередит дождь.

В ту ночь все спали плохо и проснулись в душном мареве. Оставив остальных завтракать, Эмилио взошел на невысокий пригорок, чтобы посмотреть на армейский бивак. Первое солнце только карабкалось на небо, и тем не менее жар уже заставлял воздух колыхаться и дрожать, и он обливался потом. Ну его, подумал Сандос и окликнул спутников:

– Будем ждать здесь.

– Хорошая мысль, – одобрила присоединившаяся к нему Кажпин. – Пусть это они идут к нам!

Утро они провели сидя на этом пригорке. Нико и руна что-то жевали и переговаривались, как зрители в ожидании начала парада. Но когда войско подошло ближе во всем своем множестве, они умолкли, как и Сандос, вслушиваясь в доносящиеся звуки. Трудно было сказать, слышали ли они на самом деле или только воображали все это: топот ног, лязг металла, громкие приказы и разговорчики в строю; грозовые облака уже укрыли западный горизонт полосами черного дождя, и ветер унес в сторону все звуки, кроме самых ближайших.

– Будет сильная гроза, – без особой радости предсказала Тийат, опираясь хвостом, чтобы устоять под свирепыми порывами ветра. Молнии на западе почти не прекращались, освещая подошвы грозовых облаков.

Кажпин тоже встала.

– Дождь падает на всех, – беззаботно произнесла она, добавив затем более зловещую фразу: – Но молния ударяет в некоторых.

Сойдя с пригорка к небольшой низинке, она снова села и, опустив голову, принялась невозмутимо рассматривать ряды солдат и наконец воскликнула:

– Как славно, что на мне сейчас нет доспеха.

– И сколько времени осталось, по-вашему, до дождя? – спросил Нико.

Поглядев на запад, Эмилио пожал плечами:

– Час… Может, и меньше.

– Вы хотите, чтобы я сходил к ним и вызвал синьору Софию?

– Нет, Нико. Спасибо тебе. Подожди здесь, пожалуйста, – сказал Сандос. Подойдя к Тийат и Кажпин, он повторил: – Ждите здесь.

После чего, не оглядываясь назад, неторопливо направился вниз по дороге и, пройдя половину расстояния, остановился: небольшая плоская фигурка, черные с проседью волосы которой трепал ветер.

К этому мгновению авангард остановился, и вскоре ряды расступились, пропуская небольшое занавешенное крытое кресло, которое от бивака принесли четыре руна.

Эмилио попытался приготовиться к встрече с Софией, к ее внешности, ее голосу, но сдался и просто стоял, наблюдая за тем, как четверо носильщиков аккуратно опустили кресло на землю, после чего развернули вокруг кресла нечто вроде временной крытой веранды… Не пропускавшая воду ткань цвета лепестков маргаритки блеснула в свете солнца, сиявшего к востоку от приближающейся грозы. После небольшой паузы, когда сложной работы складное кресло несли из фургона, раскладывали и ставили перед тентом, наконец шевельнулась лесенка, подвешенная у дверцы кресла. Крошечная ладошка раздвинула занавески и приняла предложенную ей руку в качестве опоры для спуска.