Дети дикого ангела

С жутким огненным дыханьем,

Не любимой, не родной,

Вовсе никому не нужной,

Есть сырых людей на ужин,

Ужас наводить и страх

И иметь гнездо в горах.

Чуть сложнее быть Мариной

С тёплой кожей и душой

(для системы эндокринной

Это минус, и большой).

Плюс Марина виновата

В том, чего не знает тварь:

В том, что люди сыроваты,

В том, что на дворе январь,

В том, что холодно и жарко,

В том, что Дима не женат.

Эволюция насмарку,

А Марину – сразу в ад.

***

Знаешь, сколько я стою? Тебе и не снилось столько.

Но никто не даёт за меня этих сраных денег.

Только ночью придёт волчок уволочь из койки.

Но не каждую ночь. С воскресенья на понедельник.

А потом просыпаешься в волчьем логове ночью,

Говоришь: «Прости, Серега, мне на работу».

А сама между прочим идти никуда не хочешь.

Но и с ним в лесу сидеть неохота что-то.

А потом продираешься через овраг с крапивой,

Повторяя как заклинанье; «Ещё раз чтобы!»

Волки хлещут в кустах малины дрянное пиво.

Вот и вся любовь – ни до лампочки, ни до гроба.

Знаешь, сколько мне стоит вот эта вот безнадёга?

То ли жизни, то ли и вовсе – второго лета.

Не расплатишься, в смысле. Не подходи, не трогай.

Вот придёт волчок и утащит за мною следом.

***

Да что ты понимаешь в пустоте,

Которая с тобою постоянно,

Когда у всех на стыке душ и тел

Такие же зияющие раны?

Туда бросают кто чего достал.

Любовницы, айфоны, ипотеки –

Мы бесконечно повторяем некий

Таинственный и древний ритуал.

Но что ты понимаешь в пустоте,

Считающий её своим изъяном?

Как хорошо живётся обезьянам!

И ты бы обезьяной быть хотел.

Но вопреки бессмысленным мечтам

Внутри тебя лежит открытый космос.

Ты смотришь недоверчиво и косо,

И я в который раз сгораю там.

ПРЯТКИ

Психотерапевт идёт вздыхая,

Видит только краешек асфальта.

Вроде бы неделя неплохая,

Просто поддувает из гештальта.

Так-то он открытый, проактивный,

Вскормленный любовью безусловной.

(До чего же это всё противно.

Этим все болеют поголовно).

Мерчендайзер бегает по кругу,

Расставляет банки и бутылки.

Только почему-то сводит руку

И жужжит тупая боль в затылке.

Так-то по диплому он филолог,

И внутри филолог, и снаружи.

Он читает Блока между полок,

Понимая, что могло быть хуже.

Старший маркетолог громко плачет.

У него причины вовсе нету.

В это нужно верить, а иначе…

Это просто тьма перед рассветом.

Так-то всё в порядке, всё в порядке!

Мимо жизнь на цыпочках проходит.

Это мы. Мы с ней играем в прятки

И пока выигрываем вроде.

ДРУЖБА

У Таньки подросток-сын и всё время сумки,

У Аньки – карьера в банке и ипотека.

Когда я встречаюсь с ними на остановке,

То делаю вид, что совсем не училась в школе.

10-го «Б» никогда не случалось с нами,

Никто не прогуливал химию с физкультурой.

Знакомые лица – мало ли их бывает?

И Танька глаза отводит, и Анька смотрит

В экран смартфона с утроенным интересом.

Как хорошо, что мы не такие дуры,

Чтобы кричать друг-другу: «А помнишь, помнишь?»

Всё, что я знаю про банки и ипотеки,

Всё, что я знаю про подростковый возраст,

Я прочитала Вконтакте. Мы типа дружим.

Не удалять же. Там ничего. Там можно.

***

Теперь, когда вход в Нижний мир стал доступен всем,

Мы больше не соблюдаем простейших правил.

Дряхлый паромщик курит на переправе.

Плот отплывает вечером, ровно в семь.

Можно не ждать и отправиться самому,

Нет никаких запретов, пути открыты.

И ни к чему это латаное корыто,

Если всё делать чётко и по уму.

Речка у переправы не широка.

Тёмные воды примут тебя радушно.

После придётся встать под горячий душ, но

Будешь там раньше старого дурака.

Можно и вовсе ноги не замочив,

Дело решить. Достаточно лишь монеты.

То, что вы здесь называете Интернетом,

Раньше иначе звал равнодушный миф.

Способ неважен, главное – выйти прочь.

Там тебя кто-то встретит под крики чаек.

Только паромщик за это не отвечает,

И он ничем не сможет тебе помочь.

***

Рептилоид Егорыч хмуро глядит туда,

Где рассветная полоса разрезает тучи.

Не прилетят. Ни совести, ни стыда.

Оставляет окно открытым на всякий случай.

Говорили, мол, спецзадание, мол, хотят

К госнаграде представить. И не краснели, гады.

Собираться на службу нужно. Не прилетят.

Ну и хрен бы с ними, тварями, и не надо.

Шифрограммы не принимают пятнадцать лет.

Объяснили, что опасаются перехвата.

Подстаканник вздрагивает на столе.

В темноте кулак отливает зеленоватым.

Тут и сам-то где ложь, где правда не разберёшь.

Он со дна кастрюли сдирает остатки каши.

РЕН ТВ талдычит, мы выиграли. А то ж.

Заливают не хуже наших.

***

Под городом был зарыт трёхголовый ящер,

Вкруг города был закопан гигантский змей.

Раньше такое делать случалось чаще.

А по-другому город построй сумей.

Крепость надёжней держится, если хрупкий

Девичий замурован в стене скелет.

Были князья, способные на поступки,

Вот и стоит наш город без счёту лет.

Бегает малышня вдоль дороги скопом,

Грозно ревёт, дымит молодой завод.

Где-то у главных ворот паренёк закопан,

Оберегает их от грунтовых вод.

Что ты воротишь нос: «негуманно», «дико»?

Думать об этом не хочешь, ну так забудь.

Ты сюда ехал – разве не слышал криков

Тех, кто тебе прокладывал этот путь?

Всё – от дорог железных (тут не до шутки),

До интернетов ваших – стоит на том,

Что ты сейчас назвал пережитком жутким,

Вспомнишь ещё об этом, поймёшь потом.