Дети гарнизона

Глупо, конечно. Какая там общая тетрадь! Дрожь вожделенной страсти иглой пронзала, трепыхалась, как мотылек. Севик, не выдержав взаимных любовных токов, отправил учеников в лагерь. И подался ей навстречу, увлек за собой на берег уединенный.

Ловко расстегнув его молнию джинсов, вчерашняя девственница с безумной радостью освобожденного желания опрокинула его на себя. Он мягко и неотвратимо вошел в нее. Наливалось, нарастало наслаждение. Тонули в нем, захлебываясь и выплывая, купаясь в любовных волнах…

Ей вдруг стала понятна мать, с недосказанным женским счастьем, недопитым бытием, которое стремилась испить без остатка. И стонала и плакала от наслаждения, когда мама точно так же, как она, стонала в штабном кабинете.

Гнев Осилеса

Лежали рядышком на горячей гальке, в шорохах морских и в закатном умиротворении.

Севик с интересом разворачивал пожелтевшие бабушкины страницы, Елена по-хозяйски обняла его горячее тело.

– Неужели напророчил балагур Рачибо, что рассказывал на скалах? – учитель, пресыщенный любовью, подчинился второй своей страсти – истории. – Все это мне, как любителю-археологу, особенно интересно.

Приподнявшись на локте, ногтем отчеркнул в тетради:

– И что же получается? Твой давний предок Петр Каменный кулак раскопал эти курганы?

– Да, но не сам, конечно. Так получились. Его заставили. Виной всему любовь. Ты читай, читай, – обнимала его.

Сергей Викторович по-старомодному послюнявил палец, перевернул неподдающуюся, засохшую сморщенную дневниковую страничку:

«В границах нового имения, на самом краю Тарханкута, омываемого волнами, виднелись курганы, усыпальницы древних народов. Все бы ничего, обошли бы строители Поповского парка их стороной. Да только генерал прослышал про новую моду, пришедшую из Франции после завоевания Наполеоном Египта. Разорение старых могил и усыпальниц, поиск древностей в угоду модной науке археологии. Уже ходили сладкие слухи о тех счастливых новоявленных землевладельцах, которым подфартило найти в древних степных могилах под Керчью и Одессой несметные золотые сокровища, принесших не только богатство и известность в обществе, но славу просвещенного.

Попов дал команду своим солдатам разрыть тарханкутские могилы. Но вот незадача – никто из старых и смелых, прошедших турецкие бои ветеранов не решился потревожить старых курганных духов. Кинулись было на посулы самые сорвиголовы. Но сперва один из них занемог, потом другой стал животом мучиться. Да как на зло то жара, а то ливни шли сильные. Как только кто курганы эти копать собирался.

Пошли слухи, что тот, кто разорит эти курганы – попорчен будет древним курганным заклятием, наложенным при погребении. Отнимут демоны душу вечную. А как известно, чем древнее заклятья – тем страшнее. Какая потом жизнь без души? Уж что ни обещал генерал – и деньги, и вольную, и как ни грозил капитан Кржижановский, как ни спаивал и не уговаривал трактирщик Шлецка – ничто не могло заставить народ разорять древние могилы, никто не соглашался. Все боялись за свою бессмертную душу.

Только Петр согласился. В надежде на свободу и женитьбу на Оленке. Та отговаривала, плакала, молила, но посулы генерала и Шлецки оказались сильнее. Даже поп местного прихода осудил втихую святотатство. А многие из поселенцев вообще заволновались – дескать, выпустят осквернители могил древних духов – что тогда с живыми будет…

Для недовольных открыли в трактире бочку зелена вина, и забылись в пьянстве. А генерал и сам был как в наваждении, не смотря на уговоры и слезы, страхи жены. Желал и надеялся найти бесценное. Поговаривали, что без нечистой силы не обошлось. Нашептывала Попову, подсказывала разорять могилы...

Петр подкопал курганное навершие, начатое еще солдатами, взял огромный молот и что было силы раскрушил каменную плиту могильного дольмена.

С гулом камень лопнул, и курган всосал в себя воздух, словно вздохнул, приготовился сказать что-то открывшим его осквернителям.

– Не могу туда вниз лезть! – испугался Петр. – Там – свят, свят – чистая могила!

– Можешь! – стоя у подножия разрытого кургана, кричал генерал: – А ну, лезь вовнутрь, смотри сокровища – не видать иначе вовек тебе воли, колодник!

Делать нечего – взял факел смоляной да и ужом вполз в жуткую черную прорву древней могилы. Никто не знает, что нашли в том могильном чреве. Верили генеральскому слову – описи не проводили. И ябедам не хотели верить, что якобы и шлем, и царская скифская корона с кольчугой и золотым оружием, бесценная конская сбруя, и женские украшения удавленных по случаю смерти владыки жен и наложниц, и шаманский бубен с колотушкой вместе с останками шамана вырыл себе на утеху и обогащение генерал.