Дети гарнизона

«Вскрыли бутыль. Жидкость зеленая, крепкая, на вкус терпкая., на чернила похожая. Опьянев, хохотали от счастья, примеряли корону, колотили в бубен, вырывая друг у друга из рук колотушку. Сима застукал учеников на горячем. Построил, пристыдил, припугнул пролетарским судом. Корону с бубенчиками, бубен с колотушкой снесли в интернатский музей как образчики пережитков прошлого. А штоф забрал Сима. И, прихлебнув «зеленого» из штофа, бил колотушкой по бубну в музее. Сердце просто обрывалось, когда Сима колотил по ветхой, но упругой коже.

Да настучал беду! Жалко дядечку. За ним приехали на черной пролетке двое в шляпах и увезли учителя в нахлобученной шаманской короне в Губернию. По школе-интернату пошел слушок: взяли как троцкиста».

– Чушь, конечно, какая-то, но... – поднял, подумав, Севик палец, – без чуши и Америку бы не открыли. Эх, какими сказками нам не морочили головы? И града Китежа? И нынешнее, что поколение будет жить при коммунизме... Очередная сказка? Здесь речь идет про корону. Очевидно, шаманский атрибут. А пресловутый шлем Осилеса с проклятием волхвов? А если хранится в запасниках музея, древняя штуковинка? Хотя нет. Неужто закрутилось ради одного – чтобы я нашел? Вот, тебя нашел? Ведь это же инцест какой-то… – приобнял подругу.

– Успокойся, не дура, все понимаю. Никто не узнает – ни мама, ни другие. И потом, я уже взрослая и сама решаю, с кем, когда и где, – гордо сказала Ленка, – тем более я скоро уезжаю в большой город. И ты, наверное, уедешь из нашей голимой деревни, ведь время твоей ссылки в сельскую школу заканчивается? А там, кто знает, может, мы снова будем вместе? А может, давай уедем вместе, ты и я? Я поступлю в вуз, ты будешь преподавать… Напишешь книжку. Историческую, про Осилеса… Пусть все наше будет нашей с тобой маленькой тайной. Снимем квартирку, заведем детей? Нет, правда, укради меня! По древнему, но гордому обычаю... Я тебе нравлюсь? И я тебя люблю, Сереженька, мой Севочка, – и, забыв всякую гордость, Ленка ластилась, как котенок. Обнимала, наслаждаясь пряным мужским ароматом…

Они наслаждались друг другом неистово, самозабвенно! А Сергей Викторович каждый раз пугался, спохватывался, вспоминая о бубне, шлеме и короне, порывался что то записывать! Но возвращался к ней снова и снова. Языческий Осилес из заволоченного поднебесья пронзал стрелами влюбленные сердца, наслаждаясь страстью, сгоняя и разгоняя по разным земным таинственным уголкам.

Ученица была уверена: привязала к себе учителя, влюбила в свое молодое, жаждавшее мужской ласки тело. И брала сколько хотела. С тем, чтобы отрыгнуть и забыть, наевшись до отвала? И, вкусив победу, – о, смирись, Осиллес! – стала терять интерес… Чем страсть подогреть?

Превратности любви

Вечером накануне отъезда из лагеря поперлись на сельскую дискотеку. «Пофестивалим», – подмигнула слегка ошарашенному историку она.

Рыжий и вихрастый мотоциклист, надерзивший по пути из Чаши, перед спутником ее, Сергеем Викторовичем, извинялся на дискотеке:

– Мужик, я без обид. Уважаю! Вот, – и водрузил перед ними бутылку портвейна.

Ленка налила и демонстративно выпила залпом. Выбежала на танцевальную площадку и сексуально извивалась в кругу подвыпивших туристов. О, ликуй, Осилес! И лезла на рожон: хватала за майку одного, терлась вплотную о другого. А в перерывах между танцами возвращалась. И выпив еще вина, приставала к другим…

Учитель, изумленный, наблюдал за этой танцевальной оргией. Подбежала, пьяная, вспотелая, кричала в лицо:

– Я танцую для тебя! Не видишь? Ну, обними, поцелуй при всех! А что, слабо? Или тебе больше нравится мечтать о бубне? И не бубни мне ничего, бубнист!

Севик срывал ее ладони со своей шеи, шипел:

– Прекрати безобразие, Лена! Тебе что, вожжа под хвост попала? А, делай что хочешь!

– Ах так? – Ленка пьяно возмущалась, пила прямо из горлышка и бежала танцевать с рыжим, своим обидчиком.

Севик чертыхнулся, бросил деньги на столик и стремительным, нервным шагом вышел на свежий воздух. Все ждал: побежит за ним? Не побежала.

– Так, ты везешь на Чашу? – томно прижимаясь в медленном танце к рыжему обидчику, хмельно шептала.

– На Баньку? Легко, – сально ощупывая в танце, хохотал рыжий. – А как же тот мужик? Ну, с кем на танцульки пришла?

– Ха, этот? Да никто! Любовник моей матери. Не бойся, не тронет больше. Я с тобой.

– Тогда айда! Не продинамишь?

– Ты еще не пробовал такого. И никогда больше не попробуешь. Перед смертью вспоминать будешь. Вина, еще вина!

И Ленка сбежала на Чашу, увезенная на заднем сидении мотоцикла рыжим обидчиком. Назло Севику. И там творили такое…

* * *

На светлеющем горизонте над морем еще слабо светилась луна, мягко шипел накат морской волны, словно убаюкивал утомленных передовиков сексуальной революции... Рядом, привольно раскинувшись на пляжном лежаке, сладко похрапывал, досматривая остатки собственного рассветного сна, вчерашний рыжий.