Дети Йеманжи

Ошосси в ответ произнёс три непечатных слова, заставивших Эву покраснеть. Лёгким прыжком капоэйриста вскочил на ноги из положения лёжа и пошёл по узким, уже почти смытым волнами следам Йанса. Эва молча смотрела ему вслед.

– Какие у него странные татуировки… – медленно сказала она.

– Тюремные.

– Ошосси… сидел в тюрьме? Но за что?

– За наркоту. За убийство матери.

– К… как? – Эву кинуло в холодный пот.

– Ну-у-у, это же было не нарочно, – серьёзно пояснил Эшу, – У него семейка была та ещё… Все торговали наркотой. Ошосси уже в восемь лет спускал дурь в порту американским морякам, а в шестнадцать его вся Барракинья знала! И вот, однажды пришла приличная партия героина, которую ждали серьёзные люди. Ошосси принял её и спрятал у себя дома. А эта потаскушка – его мать – нашла! Тут же продала за плёвую цену – очищенный героин, пять килограмм! Можно было взять в тысячу раз больше, но у старой шлюхи, понимаешь ли, горели трубы! И, конечно, она тут же напилась до полусмерти. Ошосси приходит домой, видит насмерть пьяную мамашу и свой развороченный тайник! А через час за «товаром» должны были прийти очень плохие парни! Ну, и что было делать пацану? Растолкал мать, начал задавать вопросы… – Эшу вздохнул. – Видимо, слишком сильно задавал. Соседи услышали вопли, побежали за полицией. Ты представляешь, КАК надо было орать, чтобы в Барракинье позвали легавых?! Те приехали, конечно, но… мамаша уже не дышала. Ошосси её швырнул на пол, а она грохнулась виском об угол. Неудачно. Ну и всё, с концами… Ошосси забрали в участок, а оттуда – в тюрьму.

– Сколько он просидел? – зачем-то спросила Эва.

– Четыре года. Вышел по амнистии к президентским выборам. За воротами тюрьмы его встретили я и Огун. И отвели к нашей матери. И он остался. Вот и всё… Эй, женщина, куда ты глядишь?!.

В следующий миг Эву окатило с головой, и огромная волна, торжествующе зашипев, отползла обратно в море. Ругаясь и отжимая под хохот Эшу свои вновь вымокшие кудряшки, Эва вдруг вспомнила, как чуть не утонула полчаса назад. Её вытащил Ошосси. Ошосси – а не Эшу, который стоял в двух шагах…

– Ты боишься воды? – спросила она, отбрасывая за спину слипшиеся волосы. – Или не умеешь плавать?

Эва тут же поняла, что спросила что-то не то: смех Эшу словно отхватили ножницами. Его губы дрогнули, словно он собирался выругаться. Но Эшу промолчал, а испуганная Эва не решилась повторить вопрос.

– Нам пора ехать, – наконец, мрачно сказал он. – И я хочу жрать.

– Хорошо… А скажи мне, почему…

– О-о, женщина, прошу тебя как брат, – заткнись, наконец! Как вы мне надоели все!

И Эва покорно умолкла.

Эшу привёл её в маленький ресторанчик у пляжа. Они сели за столик на веранде, сплошь оплетённой цветущей каттлеей. Фиолетовые, с нежно-розовыми серединками цветы качались в проёмах между источенными жучком и влагой столбами. К ним, жужжа, слетались пчёлы. Солнце, поднявшись высоко в небе, палило вовсю.

Эшу вытянул ноги чуть не до середины солнечной веранды и широко улыбнулся:

– Сейчас поедим. И сразу поедем.

– Послушай… – Эва запнулась, выбирая слова. – Я сделаю всё, что ты хочешь… Но ведь я имею право знать? Объясни – почему я? Что я могу для вас сделать? Вы ведь… Ты… и Оба, и Йанса, и Ошосси… вы ведь… не люди? Вы – ориша?

– Это всё фигня.

– Но ведь вы же можете такое, чего я не могу! Вы можете всё, что хотите! Разве нет? Так зачем же…

– Чему тебя только учила наша бабка? – зевнул Эшу. – Вспоминай, кто ты такая?

– Я – Эва Амелия Дориза Каррейра!

– Ты – Эуа. Дочь Ошала и Нана Буруку.

– Эшу, – осторожно заговорила Эва, – Ты ошибаешься. Это не так. Я никогда не участвовала в макумбе! Я не впускала в себя святую! Я не Эуа, и я ничего не умею!

– Женщина, ты умеешь всё! – Эшу снял с ветки каттлеи большого зелёного богомола, посадил на стол и забавлялся, нападая на него пальцем. Богомол размахивал лапами, с ненавистью глядя на палец Эшу холодными злыми глазами. – Ты можешь всё! О, Дидинья, спасибо, ставь сюда… – он принял из рук подошедшей официантки – сонной негритянки в голубом застиранном платье – огромную тарелку с мокекой[40] и вторую – с жареной рыбой. – Малышка, бери что хочешь и ешь!

– Послушай, не морочь мне голову! – зашипела она, как только Дидинья вернулась к стойке. – Объясни – что я могу?

– Позови нам дождь, что ли, – предложил Эшу, придвигая к себе тарелку. – Жара такая, что дышать нечем!

Эва растерянно уставилась на него. Эшу преспокойно уплетал мокеку и на девушку не смотрел. Она взглянула в сквозной проём между листьями и цветами каттлеи, на белую, слепящую полосу пляжа, на синий океан. «Дождь? Как было бы хорошо! Да, пусть сейчас пойдёт дождь! Пусть пойдёт дождь!»