– Мой ученый друг, – с насмешливой улыбкой произнес Макнабс, – не стали ли вы в очередной раз жертвой собственной рассеянности?
– Что вы имеете в виду? – насупился географ.
– Дело в том, что патагонец явно понимает и говорит по-испански. Уж не выучили ли вы по ошибке какой-нибудь другой язык, приняв его за…
Гневный возглас Паганеля прервал майора.
– Этого не может быть, Макнабс, – вмешался Гленарван.
– Тогда, дорогой Эдвард, пусть мсье Паганель растолкует нам, что происходит.
– Не буду я ничего растолковывать, – обиделся географ. – Вот книга, по которой я ежедневно занимался испанским. – С этими словами Паганель начал рыться в карманах своей куртки и извлек потрепанный томик.
– Это что за произведение? – Майор едва удостоил взглядом книгу.
– «Лузиады»[3]
, – сказал Паганель, – героическая поэма, которая прославила бессмертного Камоэнса!– Что? – воскликнул лорд Гленарван. – Но ведь Камоэнс – португалец!
– Как?.. – заливаясь краской, пробормотал Паганель. – Выходит, все это время я учил португальский?
Глаза географа забегали за стеклами очков, и тотчас раздался громовой хохот обступивших его спутников. Патагонец и бровью не повел.
– Вот оно что! – воскликнул Паганель. – Вы только подумайте: стремиться в Индию, а оказаться в Чили! Изучать испанский, а выучить португальский! Нет, это уже чересчур!
Не выдержав, рассеянный ученый и сам захохотал.
– Итак, мы остались без переводчика, – заметил майор.
– Не отчаивайтесь, – хмыкнул Паганель, – португальский и испанский похожи, и это сходство поможет мне быстро исправить свою ошибку.
Ученый не преувеличивал – уже через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем двумя-тремя словами. Он выяснил, что патагонца зовут Талькав и что это имя означает «Повелитель Грома». Должно быть, свое прозвище он получил благодаря ловкости в обращении с огнестрельным оружием.
Вместе с туземцем путешественники вернулись к Роберту. Талькав молча положил ладонь ему на голову. Затем он внимательно осмотрел мальчика, ощупал ушибы и ссадины на его теле, после чего сорвал на берегу ручья несколько стеблей дикого сельдерея. Вернувшись, он принялся растирать ими тело Роберта. Теперь мальчику требовалось только несколько часов покоя, чтобы встать на ноги.
Было решено на день и ночь остаться в долине. Ни припасов, ни мулов у них больше не было, но зато появился Талькав, опытный проводник. Именно он взялся снабдить всем необходимым экспедицию и для этого предложил отправиться в индейскую деревню вверх по течению ручья.
Полтора часа лорд, Роберт и Паганель двигались стремительным шагом, едва поспевая за великаном-патагонцем. Местность у подножия Кордильер была живописна и замечательно плодородна. Широкие озера, соединенные между собой сетью речек и ручьев, питали влагой зеленые равнины. В этом влажном царстве плавали черноголовые лебеди и бродили страусы нанду, скрытые по пояс высокой травой. Серые с белыми полосами на шее горлицы и желтые кардиналы красовались на ветвях деревьев, словно живые цветы, а певчие птицы наполняли воздух пронзительным щебетом.
Тольдерия, как называют свои поселения туземцы, располагалась в глубине долины, стиснутой отрогами Анд. Здесь обитали около тридцати индейцев-кочевников, которые пасли стада коров, быков, лошадей и овец.
Талькав взялся вести переговоры и добился успеха. За семь низкорослых лошадок с полной сбруей, сто фунтов вяленого мяса, несколько мер риса и десяток бурдюков для воды индейцы запросили двадцать унций золота. Вскоре все трое вернулись в лагерь, где их встретили восторженными криками.
Паганель словно сделался тенью Талькава: наконец-то он видел живого патагонца. Француз то и дело осыпал невозмутимого туземца испанскими фразами, и тот терпеливо выслушивал его и отвечал.
– Если я не добьюсь совершенства в произношении, будьте снисходительны ко мне, – заметил географ. – Кто мог предвидеть, что испанскому языку меня будет обучать патагонец!
16
Рио-Колорадо
22 октября в восемь утра Талькав подал сигнал к отправлению. Теперь путешественникам предстояло спускаться по отлогому склону к побережью. За минуту до начала похода Талькав свистнул, и в тот же миг из соседней рощицы появился рослый конь аргентинской породы. Это было поразительно красивое животное караковой масти, сильное и гордое. Конь отзывался на кличку Таука, что означает «птица», и был вполне достоин этого имени.
Талькав оказался великолепным наездником и охотником. К его седлу были приторочены предметы, которыми широко пользуются жители аргентинских равнин: лассо и болас – грозное оружие, состоящее из трех каменных шаров, соединенных длинным кожаным ремнем. Снаряжение патагонца завершал длинноствольный карабин.
Покинув долину у подножия гор, отряд оказался в краю сыпучих песчаных дюн, где в воздухе постоянно висела мельчайшая пыль, проникавшая в глаза и нос. Однако путешественники быстро продвигались вперед, и к шести часам вечера Кордильеры лишь смутно маячили на горизонте.