Дети лета

– По голосу вроде бы она. Ну, подозреваю, что могло быть и по-другому, если так вырядился какой-то голубой придурок и гомик, но… гм… – он вдруг покраснел как рак, – я не мог нормально идти. И она обняла меня, типа, чтобы, может, направить в нужную сторону… И тогда я почувствовал, что она местами… хм… мягкая. Понимаете? Вроде как… – Еще больше покраснев, он сложил ладошку чашечкой и прижал к своей груди.

Одна из медсестер уткнулась головой в плечо, пряча улыбку.

До боли знакомая история. Она привела его в комнату матери и заставила стоять рядом с кроватью, а сама вонзала в нее нож, пока его мать не умерла. Ноа пытался драться с ней, но она ударила его пистолетом по затылку, и он упал, а она завершила начатое, потом посадила его в пикап… или внедорожник, он не уверен, но машина была точно больше маминого седана, – дала ему плюшевого медведя и высадила на улице рядом с полицейским участком.

Разумеется, сначала она назвала ему мое имя.

– Она упорно твердила, что спасала меня, – произнес Ноа слабым обиженным тоном. – Но от чего она спасала меня? Говорила, что моя мама должна заплатить. Что она не вправе так поступать со мной. Как поступать?

Мы с Холмс обменялись взглядами, и детектив, кивнув, предложила мне перехватить инициативу.

– Ноа, эта особа и раньше преследовала родителей, которые обижали или подвергали опасности своих детей.

– Но мама никогда не обижала меня! – возмущенно воскликнул мальчик, вскочив так резко, что, видимо, испытал приступ тошноты. – Она ни разу не обидела меня.

– Ноа…

– Нет. Мы смотрели всякие криминальные шоу, и я видел, что много детей говорят, что их обижали, но меня-то никто не обижал!

– Пару недель назад, когда ты зашел в гости к другу, кто-то позвонил в Службу охраны личной безопасности, чтобы разрешить эту проблему, – сообщила ему Холмс. – Они заявили, что ты сильно хромал и был весь в синяках.

– Мой папа был олимпийским гимнастом. – Его глаза загорелись, но в них сверкала решимость, а не расстройство – казалось бы, в нарушение всякой логики, – и мы лишь слушали, не смея возражать. – Он завоевал бронзовые медали, выступая за Нидерланды. Когда они с мамой поженились, то переехали сюда и начали тренировать гимнастов. Папа умер, когда я был еще совсем маленьким. И мне всем сердцем захотелось попасть на Олимпийские игры, как мой папа, но два года назад наш тренажерный зал закрылся. А я еще был не готов к поступлению в один из более профессиональных залов. В прошлом году я попал в список ожидания. Но ни одно из мест не освободилось. Они сказали, что если я буду упорно тренироваться, то могу опять прийти на пробы в следующем месяце.

– Так ты тренировался дома?

– Да, мама переделала для меня подвальный этаж. Хотя мы не так уж богаты. Потому-то меня и внесли в список ожидания; мне приходилось ждать вакантного места и стипендии. У нас дома только старые и не очень-то толстые маты, поэтому я часто получал синяки. Да еще вывихнул лодыжку, тренируя новый соскок с бревна. И… – он опять густо покраснел, – я старался отработать его до очередных проб, поэтому она так долго не заживала. Вы должны поверить мне, мама никогда не обижала меня. Все мои друзья знают, как много я тренируюсь.

– Ноа, ты не помнишь, приходил ли к вам домой кто-нибудь из службы опеки?

– Да, приходила женщина, ее звали Марта. Мы показали ей гимнастический зал в подвале, она посмотрела пару моих обычных тренировок и некоторые из видеоклипов. Она говорила, что поверила нам и что она все уладит… – Он быстро поморгал, пытаясь сдержать слезы. – Неужели именно из-за этого та женщина убила мою маму? Из-за того, что она не поверила нам?

– Ноа… – Выйдя из-за спинки кровати, я села достаточно близко к нему, чтобы предложить какое-то утешение. Он тут же ухватился за мою руку, сжав ее с яростной силой. Я не стала просить его ослабить хватку. – Эта особа, кем бы она ни оказалась… так поглощена необходимостью вершить справедливость, что слишком поторопилась, не выяснив все обстоятельства дела. Я знаю, что это трудно понять, и мне очень жаль… мне очень жаль, что это случилось с тобой и твоей мамой.

– А при чем тут вы?

Впервые я наконец осознала, что у меня есть вполне вероятный ответ.

– Потому что, кем бы ни была та особа, она знала, что я позабочусь о тебе. Ей кажется, что другие люди не проявляют достаточного внимания к обиженным детям; к тому же моя работа заключается в том, чтобы находить и сажать в тюрьму тех, кто обижает детей. Она назвала тебе мое имя, зная, что я способна забросить все дела и приехать сюда к тебе.

Слезы заструились по его щекам, размывая еще не смытую, засохшую кровь.

– Моя мама, – всхлипнув, простонал Ноа.

– Любила тебя. Невыразимо, беспричинно… больше жизни. Она любила и любит тебя по-прежнему. Никогда не забывай об этом, Ноа.

Он кивнул с мрачной сосредоточенностью.

Холмс опустила взгляд на свой блокнот.

– Ноа, а как звали твоего папу?

– Константейн Хаккен, – шмыгнув носом, ответил он, – с буквой «й».

Не закончив записывать имя, Холмс удивленно взглянула на мальчика.

– Не поняла, куда надо вставить «й»? – растерянно спросила она.