Дети Мёртвого Леса

— Швабру дай, — требует Хёд. — Я сам.

Видимо, слишком жестко выходит, зло, потому что девчонка испуганно дергается, шмыгает носом, но швабру все же отдает.

Неправильно только ставит, словно он шваброй полы мыть собирается.

Хёд переворачивает, упирается и поднимается, наконец.

— Все нормально, — говорит он мягче, она же просто помочь хотела.

— Не ушибся? — голос у нее нежный и звонкий, словно колокольчик.

И пытается с него грязь отряхнуть. Пальчики ее чуть подрагивают. Вздыхает снова.

— Нет, все хорошо, — говорит он. — Не волнуйся.

Даже сейчас, когда и выпрямиться Хёд толком не может, девочка ему по плечо. От нее пахнет молоком и свежим хлебом, и немного дымом еще.

— Тебе же холодно так, — говорит она. — Ты же босой и в рубашке… как же? Как же Шельда тебя отпустила так?

Шельде нет дела до того. Хёд не стал ей ничего обещать, и она ему тоже ничего давать не стала. Он не просил у нее отдать сапоги… хотя должны быть, его же, куда они могли деться? Возможно, и одежда его должна быть, если не порвана слишком сильно. Где-то у Шельды. Хёд не просил, и она ничего не предлагала ему — это их такая молчаливая игра, кто упрямей. Но Шельда как раз отлично знает, что Хёд обойдется и так.

Холодно. По снегу, по льду… Да, пальцы на ногах от холода болят, но ничего особенного с ним не случится. Недавняя царапина исчезла без следа, и Шельду он чувствует даже отсюда. Не ее саму, конечно, но направление он уловить может. А значит, сила осталась… пусть капля, но пальцы себе не отморозит, магия не даст. Никаких соплей от простуды у него сроду не было.

— Шельда по делам ушла, и я тоже решил прогуляться, — говорит он. — Ничего страшного, я недалеко, не замерзну.

— Она не знает? Ой, да как же? Ты ведь далеко ушел! Она искать тебя будет? Во-он где дом ее, идти и идти! Зачем же ты так далеко? Ведь потеряешься, не вернешься. Заблудишься. Замерзнешь совсем.

Не будет Шельда искать. Она-то уж его точно может почувствовать, хоть с другого конца деревни, ее магия достаточно сильна. Шельда знает, где он.

Хёд невольно морщится.

— Не замерзну.

Девчонка скорбно вздыхает, с осуждением.

Дурак он? Хёд чувствует себя упрямым бестолковым мальчишкой в ее глазах. Да, он и правда справится сам, но об этом сложно догадаться, глядя со стороны.

Девчонка вдруг уверенно хватает его под локоть.

— А пойдем к нам! — говорит она. — Вот наш дом, совсем рядом! Я тебе сейчас теплых вещей найду, у нас остались… Пойдем.

И тащит его радостно, что он едва не падает.

— Подожди, тихо… не дергай так, — говорит он.

— Ой, прости… — она разом смущается, так искренне, что становится даже жаль.

— А от кого осталось-то? — спрашивает он.

Братья, наверняка, ушли, а она здесь. После Фесгарда, когда земли попали под протекторат, многие ушли отсюда, те, кого Лес не успел привязать слишком крепко.

— От братьев, — говорит она, — и от отца. Отец с Ригом еще летом воевать ушли, и не вернулись, а Ольвар и Коре осенью в Гарвен, и мать с собой забрали… а мы с дедом тут остались. Пойдем, я найду что-нибудь тебе.

Ушли, а девчонку с дедом бросили. Добрые люди.

— А почему ты не ушла?

— Дед старый, — говорит она, — ходить почти не может, тяжело ему. Куда ему идти? Ну, и я осталась с ним. Он же пропадет один, — говорит, и легонько тянет Хёда а руку. — Пойдем.

— Хорошо, — он сдается. — Ты иди вперед, а я за тобой. Как тебя зовут?

— Лиль, — говорит она. — А ты Хёд, я знаю.

Лиль. Что-то больно колет в груди, но Хёд… да нет, это просто имя. Ничего общего с той, другой Лиль у нее нет. Один вдох и один выдох, и можно справиться. Просто деревенская девчонка.

Она идет вперед, и он за ней. Тут и правда недалеко, она его, наверняка, из окна увидела. Или со двора. Как он ковыляет и падает.

«Вот сюда, осторожно… здесь скользко. Перешагни, осторожней…вот так» — пытается направлять его. И на крыльцо, по ступенькам Лиль все же подхватывает Хёда под руку, помогает забраться. Открывает дверь.

— Дед! — с порога кричит она. — Я к нам гостя привела! Хёд! Который у Шельды. Он уже ходит, представляешь! У нас ведь остались старые отцовские сапоги? Остались ведь? А то он босиком.

В доме тепло и немного душно, пирогами пахнет. Дверь низковата, Хёд даже бьется об нее лбом, но быстро пригибается, проходит. Ничего, Лиль, все нормально, не стоит волноваться. Она, конечно, тут же подскакивает, начинает охать.

— Добрый день, хозяин, — громко говорит Хёд.

— И тебе доброго дня. Что же ты босой?

Голос старческий, чуть дребезжащий. И без особой радости, справедливо полагает, небось, что не стоит девочке с улицы тащить в дом всякую дрянь.

— Так вышло, — говорит Хёд.

— Значит, сапоги тебе нужны?

Хёд фыркает, чуть с усмешкой.

— Если я скажу, что нет — ваша внучка мне не поверит.

— Хорошо, — голос старика становится чуть мягче. — Ты садись, чего стоять-то. Лилька! Покажи гостю куда присесть! Ему же стоять тяжело, а сам не найдет.

Глава 5. Лиль

— Ты ему еще бантики в бороду завяжи, — фыркает дед Эйдун насмешливо.

Хёд терпит. Он морщится, скрипит зубами, но терпит вольности Лиль, не огрызаясь.