Дети Морайбе

– Эти волноотбойные стены! Кто придумывал стандарты, какой-то долбаный политический назначенец? А вот Манхэттену хватило ума применить стандарты европейские. Что хотите говорите про здешние налоги, но по крайней мере мы науку не насилуем. – Он резал стейк на тарелке и негодующе качал головой, размышляя о глупости властей Майами. – Еще бы они не оказались по уши в дерьме, – вещал дядя, жуя и жестикулируя вилкой. – Туда они полезли в тот самый день, когда приняли эти сраные американские стандарты!

– Пожалуйста, не употребляй таких слов, – попросила мама, потирая виски.

К своей порции мяса она даже не притронулась.

– Каких «таких слов»? Дерьмо? Сраные?

– Знаешь же, мне это не нравится.

– Пять городов под водой, а тебя волнует мой хренов лексикон? – Дядя Армандо рассмеялся с таким видом, будто не поверил ушам. – Только лексикон не нравится? – Он хмыкнул и указал на мамину тарелку. – Да ешь же стейк. Мясо из дождевых лесов Кобе.

– Я не голодна.

– Безуглеродное! Безнасильственное! Как раз по вашей части. Нипочем не скажешь, что выращено в баке. Метан – по нулям, вырубка лесов – по нулям. Твой муж был бы в восторге. Поешь!

– Может, попозже…

– Ну как хочешь. – Дядя Армандо отрезал еще кусочек. – Рю, а тебе нравится стейк?

– Ага. Вкусно.

– Лучше и не скажешь. – Дядя проглотил мясо и вернулся к предыдущей теме. – Этот сраный стандарт высосал из пальца какой-то мудак, лоббист какой-то нефтяной компании. Точно так же лоббисты поступили с ртутью, метаном и прочей херней. А потом майамские тупари просто взяли и застандартили колебания уровня моря. Сами же себя отымели.

– Армандо, – сказала мама, – это не одна из твоих таблиц по инвестициям. Беды свалились на голову реальным людям.

– Майами я зашортил, ты в курсе?

Мама сверкнула глазами, и Армандо притих. Но в голове у Рю все еще звучало слово «отымели».

Она была вполне большой, чтобы знать его смысл. Смогла бы выразить этот смысл на шести языках благодаря ребятам, с которыми познакомилась в местах, где ей довелось пожить. В той или иной форме он звучал постоянно: кто-то кого-то трахнул, кто-то пролюбил тест на словарный запас; долбаный ты, долбаный я, долбаный директор Васкес. Но это были обиходные слова, и ребята произносили их не задумываясь. Не чувствуя, не сознавая истинного значения.

Майами отымели. Наконец-то это было сказано по делу.

Отымели.

Жестоко, грязно и подло отымели.

Это слово описывает мир, который Рю изведывала каждый день. Мир, чьего существования взрослые старались не замечать. Старались так рьяно, будто всерьез верили, что благодаря этому жизнь как-нибудь наладится.

Вот так же они внушали себе, что волноотбойные стены в Майами достаточно высоки. Вот так же Нона убеждала себя, что летать на самолетах – это классно.

Все они закрыли глаза и поверили в лучшее.

И всех их в конце концов отымели.

Когда Армандо произнес это слово над тарелками с органической капустой и бурым рисом без мышьяка, у Рю даже полегчало на душе. Слово помогло оформиться тому, что уже некоторое время подспудно зрело в ее уме и чему она не могла подобрать название или описание, потому что всем взрослым, кого она знала, не хватало честности, чтобы называть вещи своими именами.

Как будто дверь распахнулась от сильного пинка.

Едва Армандо произнес это слово, у Рю открылись глаза. Теперь она и сама видела катастрофу – везде, куда бы ни взглянула. В цене хлеба и сыра, овощей и курятины. В малолетних попрошайках на улице. В штормовых предупреждениях – зимой ураганы добирались до побережья, чтобы омывать его ливнями, устилать шугой реки и штурмовать волноотбойные стены Манхэттена.

Мама обещала, что в Нью-Йорке будет хорошо. Она здесь выросла. Но у Старого Нью-Йорка оказалось мало общего с Долбаным Нью-Йорком. Работа была только у Армандо, однако все менялось, даже для него.

Повсеместно гибли дома из-за повышения уровня океана, из-за лесных пожаров, из-за ураганов, наводнений и засух. Люди уезжали, оставляя позади руины зданий и горы долгов. Вслед за ипотечными и страховыми компаниями начали разоряться банки. Работа Армандо, шортившего Майами (шортить, объяснил он Рю, это ставить деньги на тех, кого обязательно трахнут), имела смысл лишь при наличии надежного места для хранения выручки.

Через полгода после того, как Рю с мамой переселились в Нью-Йорк, приказала долго жить ФКСВ[139], и доллар рухнул в пропасть. Банки лопались один за другим, банкротились хедж-фонды, манхэттенские трейдеры разорялись пачками, замораживались счета. Уолл-стрит будто вымерла. Люди теряли свои сбережения, прогорали 401K, 529-е, IRA…[140] Как будто все деньги в мире взяли да испарились.

* * *

Мама решила отправить Рю в Бостон.

– Я не хочу жить с Ноной! Я хочу жить с тобой, – молила Рю, обнимая маму на автобусной остановке.

– Как только найду работу, ты ко мне вернешься, – пообещала мама, вытирая глаза.

Опять притворство. Все взрослые играли в эту игру. Все, кроме Армандо, который крепко обнял Рю и сунул ей в ладонь влажный от пота рулончик наличных.

– Удачи тебе, детка. А это на крайний случай. Поняла? На самый крайний.