Дети Морайбе

Меня всегда интересовало, насколько способен ослепнуть человек, если от этого зависят его доходы. Чем выгоднее слепота, тем легче она переносится. Надел повязку на глаза, заткнул уши пальцами – и веришь, что тигр испарился, а с ним и все твои проблемы, и можно спокойно зашибать монету. Или даже ты смотришь на тигра, но волевым усилием делаешь его невидимым…

Увы, как бы ты ни завязывал глаза и что бы ни внушал себе, наступает момент, когда тигр вонзает когти в грудь твоей дочери и лакомится ее легкими. Вот тут-то и проходит слепота.

Отец хватает девочку за плечо:

– Малышка, он ничего не знает. Он всего лишь чинит маски.

Это произносится с отработанной легкостью.

«Он ничего не знает».

Невежда обвиняет знатока. Так обезьяна швыряется дерьмом в недруга. Замарать, унизить, опустить до собственного убожества того, кто способен показать твое убожество другим.

Я принимаю вызов.

– Твой отец совершенно прав, – говорю девочке. – Я ничего не знаю. Но я учусь. Я вникаю. Все мы начинаем с того, что ничего не знаем. Нельзя об этом забывать, и не нужно этого стыдиться. Но если задавать вопросы, если учиться и вникать, то можно найти ответы.

Я подъезжаю на стуле к компьютерам, прикосновениями оживляю экраны.

– Собирая информацию о чем-либо, анализируя ее и проверяя, мы не то чтобы узнаем это «что-либо», а скорее обнажаем его, выводим на свет, так чтобы можно было изучать. – Я показываю графики на экранах компьютеров. Красные, синие и зеленые линии и точки. – Видишь эти кривые?

Девочка кивает, разглядывая цветные картинки.

– Что это?

– То, что содержится в воздухе. Снаружи, сразу за дверью. У меня есть приборы для обнаружения и измерения. Они показывают, что проникает через фильтр в твои легкие. Вот так, – я перевожу взгляд на ее отца, – я и узнаю.

Клиент шокирован, у него спирает дыхание. Понял наконец, в какое опасное место его занесло. Здесь фиктивная реальность пристрастной подачи новостей, навязываемых мнений и агрессивной идеологии разбивается о скалистый берег правды. Детектировано, идентифицировано, замерено. Здесь в цене точные данные, а не мнения.

Графики на экранах меняются, обновляются.

Диоксид серы. Оксид азота. Озон. Свинец. Ртуть. PM10. PM2,5. Метан. Бензол. И так далее. Медленно прокручиваются на экранах диаграммы с результатами, и все они мерцают красными линиями, зато нет синих, и я уже забыл, когда была последняя зеленая. Ядовитые летучие вещества, твердые частицы во взвешенном состоянии. Кадмий и двуокись углерода.

– Вот чем вы дышите, – показываю я. – В те времена, когда ИКВ[145] еще оглашался, даже в моем родном Пекине люди были в ужасе от его роста.

Я кликаю по точке на графике: 550 при PM2,5.

Если верить СМРАДу, мы ежедневно укрепляем свои легкие.

Рядом со мной хрипит девочка – «уличная гимнастика» не пошла ей на пользу.

«Вот что тебе подарил любящий папочка».

– Ты же сказал, что можешь починить все, – вмешивается возмущенный отец.

Он рослый и дородный; он носит костюм. Что его больше беспокоит? Больные легкие дочери? Или то, что он находится в комнате, напичканной запрещенным оборудованием для мониторинга? А может, боится, что угонят его машину, припаркованную в этом одичалом городе, который медленно растворяется в океане, пока люди притворяются, будто ничего такого не происходит?

– Я могу починить все, – отвечаю я.

Притворство – великая сила. Даже я притворяюсь.

Я переезжаю к верстаку и выкладываю на него материалы. Куски фильтровальной ткани, плотной и тяжелой. Прослойки активированного угля. Слои наноаттрактантов. Изолента.

– Будет не идеально, – объясняю я, – но всяко лучше, чем было.

Я измеряю полости, в которые будут помещены фильтры. Вырезаю тканевые круги.

– Структура этих материалов предназначена для притягивания частиц и удержания химикатов. Вам придется ежемесячно менять фильтры.

– И что, мне снова сюда приезжать? – злится мужчина.

– Кое-где можно купить промышленные материалы. Хорошего качества, китайского производства. Не американские. Я дам спецификации.

– А я не привлеку к себе внимание?

– Не больше, чем если будете ездить ко мне.

Я показываю девочке, как вырезать круги по моим чертежам, как вставлять их и заклеивать резиновые кромки изолентой.

– Лента должна прилегать плотно, иначе толку не будет, – объясняю я.

– Мне не нравится носить маску, – говорит девочка.

– Это все-таки лучше, чем не дышать.

Девочка пожимает плечами. Она слишком маленькая, чтобы помнить времена, когда никто не носил масок. Когда кристальный воздух был явлением природы, а не маркой домашней системы очистки.

Все это было еще до того, как мы ослепли от графиков СМРАДа и оглохли от его кричалок. До того, как мы перестали видеть и слышать реальные параметры окружающей среды. До того, как скандирующими толпами были разгромлены опытные станции – повержены, точно статуи деспотов. До того, как поувольняли экологов и расформировали их агентства.

До того, как неблагонадежные монстры вроде меня, составлявшие глубинное государство, были рассеяны, словно семена одуванчика.