Позже ей удается вспомнить лишь клочки и осколки. Сражение могло продолжаться часы, дни или недели. Время – свойство верхнего мира. А она проваливается на глубину и падает все ниже и ниже.
Решайе рвет ее в клочья.
…Вы все одинаковые. Вы меня связываете, ломаете, используете. Не думай, я все помню!..
Но Нура не готова смириться.
Она всей силой наносит последний удар и повелевает всей магией Решайе, загоняя ее себе в жилы, где она горит, убивая ее, пока…
…Все не замирает.
Нура открывает глаза.
Равнина уходит вдаль во все стороны. Небо одновременно черное и яркое, в темноте дрожат голубые огоньки, плывут клочками дыма. Здесь нет жизни, нет воздуха. Все здесь пропитано магией такой мощной, что срывает с нее кожу.
На миг все останавливается.
И тут горизонт полыхает огнем, и вспышка поглощает Нуру, застигнутую врасплох.
То, что видит Нура в глубине этого сияния, превращает все ужасы Ривенайской войны в мелкие неудобства.
Она видит смерть, мучения, общую гибель.
Она видит, как рушатся Башни: стекло осыпается бритвенным дождем.
Она видит существ, сотворенных из тени и искаженной плоти: они расползаются по земле, многосуставчатые пальцы рвут на части кричащих людей.
Она видит на горизонте армаду кораблей, они простираются, на сколько хватает глаз, их сотни, сотни и сотни…
Она видит берега Ары, устланные мертвыми телами, под которыми не видно песка.
Она видит златовласого мужчину, воздевшего меч; за его спиной крылья, лицо застыло в беспощадной ярости.
Она видит много таких людей… таких созданий с чуждой, незнакомой магией, с остроконечными ушами, истекающих лиловой кровью.
И наконец, она видит
Он среди них, он одет тенью, он нависает над ней. Острые зубцы короны на его голове повторяют очертания его ушей. Она так близко, что чувствует его дыхание на щеках, и все же не в силах рассмотреть лица.
«Ты думала, я не приду за тобой?» – шепчет он нежно, как любовник.
А потом она ощущает входящую в живот сталь, и мир разваливается.
Нура просыпается, задыхаясь. Ее рвет, потом она сползает на пол, не в себе от увиденного. Она вся в поту и крови.
Это не важно. Ничто не важно, кроме того, что она сейчас видела.
Это было настоящее.
Она знает. Ее тщательно обучили искусству распознавать и разоблачать иллюзии, так что она умеет отличить фальшивку от истины. Прозрения случаются – случаются редко, но такие случаи известны. А в этом она ощутила правду. Уверенность в том, что видела, – в надвигающемся ужасе – засела глубоко в костях.
Она так перепугана, что едва смеет дышать.
Но она вынуждает мозг работать. Вот чем она занимается. Продумывает выход из невозможного.
Фейри. Это были фейри. Она видела остроконечные уши. Больше некому быть. Все считали их вымершими, но все ошибались.
И они идут. Сюда.
Когда придут? Этого она знать не может. Ара, которую она видела, – знакомая ей Ара, не из далекого будущего, но случится ли это завтра? Через месяц? В будущем году?
Возможно, время еще есть. Время это предотвратить.
Кто ей поверит? Кому она может довериться?
Некому.
Она вскарабкалась на вершину, но война расколола и ослабила Ордена. И что еще хуже, она одинока. Ее не любят, ей не доверяют. И не уважают – во всяком случае, не более, чем требует титул.
К кому ей с этим пойти? К двенадцатилетней королеве? К Зериту Алдрису, этому одержимому собой идиоту? Они или высмеют ее, или примут за сумасшедшую.
Нет.
Страх ее переходит в решимость.
Она покончила с Ривенайской войной, решившись на то, на что никто не решился бы. Когда-нибудь, в посмертии, она за это поплатится. Но пока ей нечего терять.
Нет ничего – ничего, – чем бы она не пожертвовала для спасения своего народа.
Нура заставляет себя подняться на ноги, бросает последний взгляд на безжизненное тело на столе. У нее начинает вызревать план.
На следующее утро она входит в кабинет верховного коменданта. Тот сидит, задрав ноги на стол, в омерзительном самодовольстве.
Она подвигает кресло, садится напротив:
– Кажется, у нас проблема.
– Вот как?
Она даже не поднимает глаз.
– С утра пришло известие о новом мятеже. Сколько мы еще будем делать вид, что Сесри способна править страной?
Вот теперь она добилась внимания. Зерит выгибает брови:
– Какая несвойственная тебе прямолинейность, Нура.
– Я устала ждать. – Она наклоняется к нему. – Я готова действовать.
Каждую ночь она пытается овладеть Решайе. Каждую ночь терпит поражение. Изнеможение начинает сказываться, но она тщательно скрывает слабость, как скрывает шрамы под застегнутым на все пуговицы жакетом. Превозмогая отвращение, она начинает питать Решайе кровью других людей. Тот не всех ненавидит, как ненавидит ее, но принимать никого не желает.
– Как насчет Максантариуса? – предлагает однажды Зерит после очередной неудачной попытки. – Известно, что тот пришелся ему по нраву.
– Нет, – с излишней поспешностью возражает она. И, медленнее, поясняет: – Нет. Он бы все равно не согласился.