Дети павших богов

Я, еще не отдышавшись, отмахнулся. Не до церемоний. Другой подошел к убитому на кровати и выбранился, узнав:

– Проклятье, бедняга Жорг…

– Повыскакивали невесть откуда, гады, – стал рассказывать другой. – Всюду разом. По всему городу. Это не Авинессовы люди.

Я взглянул на тела у своих ног, перевернул одного кончиком меча. В горячке боя не разобрать было герба на отворотах, а теперь я узнал значок с двумя розами. Морвуд. Еще один владетельный род из тех, что до сих пор не вступали в войну. Если у Авинесса прибавилось союзников, это не к добру.

– Надеюсь, это тот, что убил Жорга, – обратился солдат к Мофу и плюнул на мертвеца. – Молодчина, Моф. Хоть прикончил мерзавца. Надеюсь, он умер не сразу.

Он хлопнул Мофа по плечу – тот поморщился и ничего не ответил.

Я развернулся к солдатам с яростью, которую они вряд ли могли понять, но сразу подавил в себе гнев:

– Известите Арита и Эссани. Сообщите, чтобы собирали всех и выводили в лагерь за городской чертой. Из Мериаты уходим сегодня же.

Солдаты, кивнув, отправились выполнять приказание. Только Моф задержался, еще стискивая рукоять меча и ища глазами отнятую им жизнь.

К рассвету все мы собрались в лагере под Мериатой. Стычки, такие же как в нашей гостинице, происходили по всему городу – мы потеряли несколько десятков человек, захваченных врасплох за выпивкой или со шлюхами. Случайная атака, следствие нашего злополучного решения именно эту ночь провести в Мериате.

Серьезные опасения внушало вступление в войну Морвудов. Мы подчинили немало верных прежнему королю, но Морвуды, влив в войска Авинесса свои силы, сведут на нет больше половины наших побед.

Мы с Аритом и Эссани несколько часов обдумывали стратегию. Стратаграммы перекидывали наши письма Зериту и другим военачальникам Корвиуса и обратно. Наконец сошлись на решении изменить тактику. Прежняя – выбивать врагов одного за другим – натолкнулась на встречный огонь, и Зерит терял терпение.

Ничего хорошего в этом не было, но я бы солгал, не признавшись, что с облегчением прочел последнее письмо:

Хорошо. Новый приказ – немедленно возвращаться в Корвиус.

Ничего еще не кончилось. Собственно, это могло быть началом чего-то похуже. Но если надвигалась буря, я хотя бы встречу ее рядом с Тисааной.

Ближе к ночи я вышел из палатки под кровавое небо. Людей, построив, оповестили о новых планах, и теперь они ели, собравшись у костров под зависшей в воздухе безумной неизвестностью. Я проходил мимо, высматривал среди многих одно лицо и не находил.

Только на краю лагеря, далеко за линией часовых и палатками, я нашел на каменистом берегу ручья Мофа. Вдалеке мигали огоньки Мериаты.

– За пределы лагеря в одиночку не выходят, – сказал я.

Моф промолчал. И не обернулся.

Я подошел и поймал его на незаметном движении – он, отвернувшись, тыльной стороной ладони утер щеку.

– Я правильно сделал, – быстро проговорил он. – И не жалею.

– Правильно, – пробормотал я.

– И пусть не говорят, что я… что я слишком… – Он помолчал, стиснув зубы. – Мне всего несколько минут было нужно. Чтобы не увидели.

Вознесенные над нами, Моф!

Выдохнув сквозь зубы, я провел рукой по волосам, выигрывая несколько секунд на распутывание того, что не умел высказать словами.

И моргнул, увидев перед глазами лицо своего брата, столько лет назад… так он смотрел на меня, поняв, что я каждый раз, взглянув на свои руки, вижу на них кровь.

«Макс, если дать этому волю, оно тебя отравит, – просто сказал он мне. – Загони это куда подальше. И не будем больше об этом говорить».

Так бывало всегда. Загнанная внутрь, невысказанная зараза. Живущая за закрытыми дверьми, и только за ними. Легко было Брайану, Нуре, моему отцу. Я им завидовал, потому что был устроен иначе. У меня чувства всегда готовы были прорваться наружу.

– Моф, так и должно быть, – тихо заговорил я. – То, что ты сейчас чувствуешь, это правильно. Понимаешь? Ты сделал то, что сделал, и потому мы оба живы. Но привыкать к убийству нельзя.

Моф медленно, словно его не держали ноги, опустился наземь, и я присел рядом.

– Понял, – старательно пряча глаза, выдавил он.

– Нет, не понял. У меня отец и брат были героями войны. И дед, и прадед и так далее и так далее. Меня тоже учили на героя. Моя семья действительно в это верила – что наше занятие достойно. Но иногда, взрослея, ты понимаешь… что-то в этом неправильно. Какими бы благими ни были их намерения. И я понял, что дело не в титулах, наградах и почестях. В том, чем мы были и чем занимались, есть мерзкая правда, какой никто не хотел бы взглянуть в лицо.

Я бросил на него взгляд. Свет угасал. Он не смотрел на меня, но тускнеющее солнце отразилось в двух серебряных полосках у него на щеках.

– Я круто обошелся с тобой, когда ты завербовался. Я еще должен за это извиниться.

Он мотнул головой, хотел возразить, но я остановил, подняв руку: