Он растер жидкость по одним участкам лица, оставив другие нетронутыми. Потом снова взял голову за щеки, и цвет стал вытекать из корней волос и кожи, оставляя белые пряди и сероватые бледные участки.
Сероватые бледные участки на лице мертвого вальтайна-фрагмента.
Все это заняло почти два часа. Закончив, Саммерин бережно опустил голову на стол и взглянул на меня. И на нее. И на меня.
– По-моему, – сказал он, – сносно получилось.
Лучше того. Я смотрела на собственный труп. У того, кто не видел меня воочию, не могло возникнуть никаких сомнений.
– Хорошо… получилось, – выговорила я, хотя и странно было хвалить за такое.
Саммерин смотрел на свое творение не с гордостью – с отвращением. Я надеялась, что особое «зрение» Ариадны избавит ее от зрелища оскверненного тела подруги.
Но она повернула к ней лицо и буркнула:
– Глаза. С глазами надо что-то делать.
Да, осталось только это.
– Я справлюсь, – успокоила я и потянулась к разгладившимся пустым глазницам.
Стоило их коснуться, плоть под моими пальцами стала разлагаться, кожа сморщилась. Когда я отняла руки, на месте глаз остались две черные, прогнившие изнутри дыры – словно глаза вырвали перед смертью, оставив мясо глазниц червям.
Зороковы должны были оценить такую жестокость. У треллианских владык лишение глаз было излюбленной казнью.
Мы все уставились на голову.
– Думаю, этого хватит, – сказала я.
«Хватит». Ну и сказала. Наш план был таким ненадежным. Хватит, чтобы выиграть немного времени для треллианских рабов? Хватит, чтобы хоть на время умаслить Зороковых? Это было лучше того, что я придумала третьего дня, – то и планом-то нельзя было назвать. Иногда лучше что-то, чем ничего. Мы могли спасти жизни десяткам рабов, если не больше.
И все же я уходила к себе совсем больная. И в молчании Саммерина слышалось не привычное для него задумчивое спокойствие, а тяжкий стыд. Я покосилась на него, идущего рядом, припомнив наш давний спор, – каким голосом он рассказывал, каково использовать дар для ужасных дел.
Было ли ужасным то, что мы сделали?
– Спасибо тебе, Саммерин, – тихо сказала я. – Я… прости, что тебе пришлось.
– Хорошо хоть она была уже мертвая. – Саммерин безрадостно улыбнулся.
Меня это не утешало. И что-то мне подсказывало, что Саммерина тоже.
Глава 29
Макс
У меня болела спина. И ноги. И левая рука, которую я накануне здорово растянул. Болело всюду – более или менее.
Но все, что болело и ныло, терялось в сравнении с болью, забившейся под черепом при виде Зерита, что развалился за столом моего отца, с короной на голове и улыбкой на губах.
Улыбка смотрелась до нелепости преувеличенной, в ней не хватало обычного его ленивого очарования. В сущности, Зерит весь теперь выглядел нелепым, словно напялил неумело сработанную маску. С нашей последней встречи он невероятно исхудал, глаза стали такими темными, что мелькнула мысль, не подводит ли он их сурьмой.
Входя в комнату, я постарался скрыть изумление. При виде его мне пришли на ум слова Эомары: «Подумать только – пожертвовать немалой частью самого себя ради того, чтобы утащить с собой в смерть другую душу!»
– Должен признать, – заговорил он, – хотя между нами имелись некоторые разногласия, ты, бесспорно, знаешь свое дело.
Мое дело! Тошно было слушать. Какое мое дело? Сражаться? Убивать? Воевать?
Я скрипнул зубами.
– Имеются.
– Хм?
–
Слова сорвались с языка, я не успел их удержать. Мое самообладание не бесконечно. Дурные манеры, и все такое.
Улыбка на губах Зерита застыла, на лице мелькнула злость. Однако он тут же расслабился и тихонько хихикнул:
– Да, тут ты меня поддел.
Он встал, повернулся к висевшей на стене карте, а руки скрестил на груди:
– Так вот. Очевидно, несмотря на твои выдающиеся успехи в военном деле, мы столкнулись с серьезной проблемой. Морвуды.
Фамилию он выговорил протяжно: Мо-о-орвуды.
– Неудачно сложилось, – сказал я.
Зерит опять захихикал:
– Он говорит: «неудачно»! – Он скосил на меня глаза. – Ты так старался действовать мягко, генерал Фарлион. Действовать добром. Ты и Тисаана с вашей миленькой бескровной войной.
Бескровной? Скажи это тем, кого я поубивал за последние недели! Скажи родным похороненных мной солдат! Скажи это Мофу, который до сих пор не может уснуть после своего первого убитого.
Охренеть, какая бескровная. Как же, как же!
– Чем меньше я убью, – процедил я, не разжимая зубов, – тем больше будет свидетелей твоего божественного правления, мой славный король.
Ярость молнией расколола лицо Зерита, нахлынула валом прежде, чем он сумел ее обуздать.