Дети Робинзона Крузо

– Где? – слабо прошептал Миха.

– Здесь. Совсем рядом. Прямо перед тобой. Вставай!

– Зачем… Джонсон, зачем ты говоришь ребусами?

– Бестолковый Плюша – иначе оно перестанет быть уязвимым! Ты должен сам понять и сам найти его. В конце концов, есть вещи, которых никто за тебя не сделает. Это слишком просто и это слишком сложно. Вставай, вставай.

И Миха понял, что теперь ему помогают подняться. А потом он услышал:

– Только… что ты почувствовал перед тем, как перестать играть на флейте? Пора вставать, – хрустальным колокольчиком засмеялась бабочка. – Пора просыпаться!

***

Лже-Дмитрий скосил глаза. Крысолов с кем-то разговаривал. Ну и ну… Бредит бедняга, агония, видать. Надо же, действительно живучий. Ладно, все уже. Осталась парочка ударов, и собака прыгнет. И будет приз.

И тогда Крысолов неожиданно пошевелился.

***

– Поднимайся! – красная бабочка вспорхнула и уселась на здоровое Михино плечо. – Надо забрать нашу флейту.

– Как? – слабо отозвался Миха-Лимонад.

– Попытайся позвать того, другого.

– Боюсь, его уже нет.

– Попытайся. Скажи ему о круге. Мне кажется, какая-то его часть знает, что круг существует. И боится. Неуверенность – его слабое место. Постарайся.

– Но… ведь флейты больше нет. И он почти разрушил дом.

– Он ничего не понимает! Флейта намного более могущественна. Что ей разрушить машину и освободить какую-то собаку? Поднимайся. Мы были испуганы, очень долго испуганы, и он использовал наш страх, чтобы превратить ее в кувалду. Но это наш страх, а не зверь. Вранье и подтасовка: ты совсем близок – найди уязвимое место.

***

Лже-Дмитрий нахмурился и на миг замер: Крысолов действительно пошевелился. И стоит отметить, весьма живенько в его положении. Он попытался подняться, и это ему вначале удалось, но потом упал на колени и поник головой. Но дело было не в этом.

Что-то изменилось. Неуловимо. Что-то невероятное, чего быть не должно.

Тревожная складка залегла на окровавленном лбу Лже-Дмитрия, вдавливая в ранку кусочек стекла. Он быстро оглянулся. Сфера… Она перестала удаляться. Напротив – она сделалась ближе, и это соседство…

Лже-Дмитрий крутанул в руках кувалду: оказывается, это неприятное соседство все еще лишало его решимости, отравляло его своей жалкой привлекательностью, бередило и печалило его мудрое сердце своим смехотворным магнетизмом.

Сфера.

Но… Там его предали! Там все кончилось. Там он, в конце концов, сошел с ума.

Лже-Дмитрий стал прицеливаться и ворчливо пробубнил:

– Где вы все были, когда я сходил с ума?

Он крепко сжал рукоять кувалды. Бабочку Лже-Дмитрий не видел, хотя та сияла, как яркий радостный огонек, способный согреть в ночи и указать путь. Но, по мнению Лже-Дмитрия, здесь не могло быть никаких бабочек. Лишь Зверь и ее земля.

Лже-Дмитрий быстро занес кувалду.

«Подожди», – снова услышал он голос Михи-Лимонада. А потом отчетливо и настойчиво, словно жаля мозг, прозвучало: «К-р-у-г».

Кувалда замерла, отразив в серебристой поверхности какое-то движение. Лже-Дмитрий непонимающе захлопал глазами: при чем тут?.. Потом родился еще более смущающий вопрос: это Крысолов или Слизняк? И что они делают?

Сразу стало тише. Или это показалось, что рычание зверя и голоса пустыни куда-то отдалились? Лже-Дмитрий начал медленно оборачиваться. Капризная складка прочертила его окровавленное лицо:

– Что – ты – там – такое?…

И руки безвольно опустились.

Крысолов, по-прежнему беззащитный, стоял на коленях. Длинные волосы, насквозь пропитавшись кровью, слиплись – досталось ему действительно прилично, – и он то ли постанывал, то ли тяжело, с хрипом дышал. Из левого плеча торчал длинный сверкнувший осколок. Только что-то было хуже, гораздо хуже. Лицо Лже-Дмитрия застыло: Крысолов зачем-то запустил в рот большой палец и, будто через силу, будто это могло спасти, пытался посасывать его, как… как…

Взгляд начало заволакивать пеленой. Но прежде Лже-Дмитрий успел быстро, недоверчиво и пугливо посмотреть на предательски сияющую сферу. А потом большой палец левой руки сам, непроизвольно двинулся к линии губ… Что-то набросило на отчаянно сопротивляющийся мозг Лже-Дмитрия глубокую тень. Картинка перед глазами, ярко вспыхнув, померкла окончательно. Словно Лже-Дмитрию пришлось на минутку покинуть ярко освещенную комнату, и туда из неведомой тьмы пробрался кто-то другой, впервые после появления длинноногой блондинки полностью завладев помещением.

Вот так вот жилец сменился.

***

– Димон! Димастый…

«Здесь нет никаких Димастых, дружок. Нет давным-давно».

– Димастый!

«Я же говорю, мальчик Димастый давно не существует; да и мне скоро конец. Так что нечего здесь тренькать на музыкальной шкатулке… Мои дела и без того плохи».

– Димон…

Голос был робким, но настойчивым. И эти звуки, словно музыкальная шкатулка или тинкл-беллз, новогодние колокольчики. Щемящие тихие звуки… Когда-то мальчик Димастый слышал их: колокольчики, переливаясь, играли Брамса, «Венгерский танец», и это был новогодний подарок. Музыкальную шкатулку с танцующими фарфоровыми фигурками – дамой в бальном платье и кавалером – подарил друг Валенька.

– Димастый! Открой глаза и посмотри на меня.