Дети Шини

— Иди нафиг. Я спать хочу.

— Герасимов, не заставляй меня…

Но он демонстративно свернулся в кресле, натянул на голову куртку и затих. Так что мне пришлось снова идти за снегом, а когда я шла обратно, фонарик неожиданно погас, но меня это ничуть не испугало, потому что в данный момент существовали куда более страшные вещи.

В следующий раз я стала растирать Герасимову лицо снегом, и он чуть было не попал мне по уху, когда пытался отбиваться. Но я успела быстро отскочить и снова повторила экзекуцию.

Наконец, он поднялся и, шатаясь, пошел в мою сторону. На долю секунды отрезвление Герасимова показалось мне гораздо опаснее падения со стены колодца. Однако в кромешной темноте он моментально потерял ориентацию.

— Послушай, — я попыталась пробиться к проблескам его сознания. — Там колодец, из него можно выбраться. Тебе будет легко туда залезть. Ведь, турник это твой любимый предмет в школе. Сможешь?

— Пошла к черту.

— Ну, давай же, включи уже мозг! — я снова метнула снежок, и Герасимов кинулся было ко мне, но его тут же повело, замутило и начало тошнить.

Я вспомнила как плохо было мне и на время милостиво оставила в покое.

Постепенно он стал приходить в себя, и сам попросил снега. Протер лицо, виски и шею. Затем, хмуро спросил:

— Куда лезть?

Для начала его нужно было отвести в колодец. Там мороз и свежий воздух. Чтобы посидел, проветрился.

Пришлось заставить его нагнуть голову и тащить за руку, потому что он то и дело задевал косяки и пытался войти в стену. А в тоннель полез, как слон в мышиную нору. Я толкала его сзади, постоянно опасаясь, что он там застрянет.

Наконец, он остановился, обнаружив лаз, но когда начал в него протискиваться, то неловко задел плечом торчащие сбоку камни и сразу же послышался неприятный гулкий стук. Пока до Герасимова доперло, что происходит, пара камней успела свалиться ему на спину, я дернула его назад. И очень вовремя, потому что в следующее мгновение проход стал стремительно засыпаться. Издалека послышался горестный вой Амелина, но мы уже с бешеной скоростью лезли обратно, опасаясь, что обрушится весь тоннель.

Но тоннель не рухнул. Вместо него рухнула я прямо там, на леденеющий пол. И это был конец. Даже Герасимов это понял. Я ему не сказала ни слова, он тоже. Мы просто валялись потрясенные до самого глубокого отчаяния. Одно радовало: от потери крови Амелин умрет быстрее и легче, чем мы от голода.

— Успокойся, — собравшись с силами, проговорил Герасимов, хотя я не произнесла ни звука. — Я сейчас всё разберу. Только умоюсь ещё.

И он ушел, а я подползла к тоннелю и крикнула:

— Эй, Амелин, мы сейчас разберем всё.

Но тот не отозвался.

Зато неожиданно из коридора раздались изумленные крики Герасимова.

— Осеева, Осеева, — вопил он. — Иди сюда скорее.

Было ясно, что что-то случилось, но что ещё могло случиться?

Кое-как поднявшись, я побрела на голос, и по мере того, как подходила к комнате «Килиманджаро» в глазах постепенно светлело. Чернота отступала, тени бледнели, на стенах заиграли световые блики.

И когда я вышла из очередного коридора, то была буквально ослеплена. На потолке горела лампочка.

Заслонив глаза, я побежала в бильярдную, а затем в погреб. Герасимов уже долбил в дверь. Сквозь этот стук я различила уверенные шаги по металлической лестнице.

— Эй, люди, мы здесь! — закричала я, как ненормальная, а через несколько секунд из-за двери послышался знакомый голос.

— Давайте, открывайте, это я.

— Блин, Якушин, — взвыл дурным голосом Герасимов. — Спаси уже нас, нахрен, отсюда.

— Тогда открывайте.

— Мы не можем. У нас ключа нет.

— Отлично. Я что, по-вашему, могу выломать железную дверь?

— Ты всё можешь, — не сдержавшись, выпалила я.

— Да, блин, — одновременно со мной заорал Герасимов. — Там в гараже болгарка есть. Тупо петли срежь. Делов-то.

— Какие же вы придурки, — выругался Якушин и ушел.

Я побежала к тоннелю и закричала Амелину, что нас скоро спасут. Но он опять ничего не ответил, потому что после обвала, наверное, была очень плохая слышимость в этом тоннеле.

Никогда прежде я не была так рада видеть Якушина. Кажется, я обнимала его сильнее, чем даже могла вообразить в самых сокровенных мечтах. Прекрасные серо-зеленые глаза смотрели на меня столь приветливо и тепло, что голова закружилась в самом прямом смысле. А тот факт, что именно он пришел за нами, делал меня вдвойне счастливой.

Якушин сказал, что я выгляжу, как пугало, из-за всей этой многослойной одежды и крови, в которой перепачкалась вся.

Он собирался развести камин, но я объяснила, что нужно срочно вытаскивать Амелина и везти в больницу. Тогда Якушин сделал убийственное лицо и недовольно ответил, что, похоже, он уже работает на скорой помощи, но потом снова стал нормальным:

— Можешь описать, чего там у него?

При воспоминании об окровавленной кости меня передернуло.

— Если я ничего не путаю, это называется открытый перелом. Мы замотали тряпками, но кровь всё равно не останавливается. Сам лезть наверх он точно не сможет. Тоннель разбирать долго и сложно.

— Всё ясно. Нужно вызывать спасателей, — резюмировал Якушин. — Они вас и так третьи сутки по всему лесу ищут.