Дети Воинова

Сначала все шло очень даже прекрасно. Девушка была уже переспелая: Зяма, видимо, мог быть ее последним шансом, поэтому про дебет и кредит она выслушивала с христианским смирением. Через какое-то время девица совсем заскучала. Развлекали животные в клетках. Кошмарный ленинградский зоопарк, который надо судить гаагским судом за жестокое обращение с животными ей, провинциальной бедолаге, казался почти южноафриканским сафари. Миновав костлявых тигров, доживающих свой цирковой век, они оказались перед вольером со львом. Несчастный крайне мало походил на царя зверей и метался в клетке, тесной, как шахта лифта. Развернуться ему было особенно негде, но он, похоже, не голодал: в углу валялась покрытая мясом кость – то ли объедки с царского стола, то ли останки смотрителя: впрочем, одно не исключало другого. Лев был явно не в духе. Может, его замучило несварение желудка, может, достали любопытные, тычущие пальцами посетители.

Зяма, остановившись у клетки, с энтузиазмом рассказывал приунывшей, но еще на что-то рассчитывающей девице, как в два часа ночи ему удалось найти недостающие один рубль тринадцать копеек, которые искала вся бухгалтерия в течение рабочей недели. Лев прислушался. Зяма вещал, девица до боли в шее отворачивала голову, чтобы скрыть мучительную зевоту. Лев был менее терпеливым, и Зямина взаимность его мало интересовала, в ленинградской прописке он тоже не нуждался. Он презрительно развернулся задом и, как из брандспойта, окатил Зяму струей едкой кошачьей мочи. От ужаса Зяма даже не шевелился, пока поток не сошел на нет. Лев не то чтобы осознал, а просто иссяк. С чувством выполненного долга царь зверей удовлетворенно отвернулся и прилег в дальнем углу, занявшись многострадальной костью.

Народ замер, а потом взорвался таким неистовым хохотом, что непроизвольное мочеиспускание случилось уже у смотрительницы за обезьянами.

Навеки опозоренный Зяма, забыв о невесте, весь в львиной моче рванул к спасительному выходу. Народ шарахался в стороны. Бедный Зяма не мог даже сесть в городской транспорт. Так и домчался через Дворцовый мост и по набережной до самого дома. О девушке он и думать не мог: последствия были столь очевидны, что вопросов о дальнейших свиданиях уже не возникало. Выслушав весь этот кошмар, под хохот папы и деды Миши бабушкина сестра покачнулась и всхлипнула. Ее заботливо подхватили и отвели на нишенку.

В этот момент раздался звонок в дверь. На пороге стояла робкая претендентка на Зяму и ленинградскую прописку – с пятновыводителем в одной руке и брошенным у двери плащом в другой. Она шагнула к Зяме, тот замер, втянув голову в плечи. Глаза их встретились…

* * *

Через полгода сыграли свадьбу. А еще лет через двадцать Зиновий Григорьевич Купервассер со своей скрупулезной любовью к документам и финансовым отчетам стал главным бухгалтером крупного банка, и они таки поехали в Южную Африку посмотреть на настоящее сафари. Впрочем, львов, даже на свободе, Зяма все равно опасался и предпочитал жирафов.

Глава семнадцатая Как арбузом лишить невинности, или Проклятие дедушки Крылова

В декабре к нам приехала родственница из Астрахани – Марта, дочка родной дедушкиной сестры Ривы. Тогда у нас еще была очень большая семья. После войны многие благодаря дедушке осели в Ленинграде. Все жили дружно, помогали друг другу, чем могли. Генштаб многочисленного клана находился на Воинова. И в радости, и в горе все шли туда.

Рива уехала учиться в Астрахань еще до войны и там жила у двух дальних тетушек-сестер, Розы Наумовны и Софьи Наумовны.

Дамы носили кофточки, заколотые высоко на горле драгоценными камеями, стыдливо краснели в поликлинике, когда им назначали анализы мочи и кала, в очередях их легко вытесняли местные хабалки. Соседи, правда, их не обижали, даже скорее жалели за неприспособленность и называли Наумовнами.

За Ривочкой, учившейся в Астраханском педагогическом институте, они присматривали охотно и отчитывались по телефону дедушке, которого немного побаивались.

Ривочка, попавшая под влияние слегка заплесневевших, но очень заботливых дамочек, немного скучала. Институт был, по традиции, сугубо женским. Недостаток тестостерона в воздухе мешал дышать, пухлую девичью грудь распирало от непонятного томления. Товарки пытались знакомить ее с друзьями своих приятелей с судоремонтного завода, но Ривочкино тело и еще больше душа не переносили бесцеремонных ухаживаний и щипков грубых мужланов. Синяки на теле заживали быстрее шрамов на сердце. Наумовны успокаивали, поили чаем и понимающе вздыхали.

Но однажды, поддавшись уговорам однокурсниц, она отправилась на танцы и приглянулась технологу местного завода резиново-технических изделий, человеку уважаемому и, по заводским меркам, можно сказать, даже интеллигентному.