– Хорошо, – говорю я. Раэти все еще всматривается в мое лицо, все еще сжимает мое плечо. – Мне нужно идти, меня ждут.
Я указываю на вторую четверку, они так далеко, что слова и чувства еще неразличимы. Раэти оборачивается, смотрит на них, говорит:
– Аянар сказал, они станут твоими личными предвестниками теперь? Это хорошо, так будет лучше всего.
Он рад за меня и рад за них – чувство глубокое и сильное, словно вóды реки, спустившейся с гор, нашедшей путь по равнине.
Раэти всегда хотел, чтобы я дружил с ними. Наверное, он жалел, что я не появился на свет раньше и им не суждено было стать моими самыми близкими звездами, воплощением моей воли. Ведь я родился в тот же год, что и Киэнар, Армельта, Каэрэт и Цалти – почти двадцать шесть лет назад.
Раэти был нашим наставником, мы часто сидели впятером в зале для занятий. Мое детство прошло рядом со второй четверкой, но никто из них не стал мне близким другом. От детских обид сохранились следы – невидимые острые грани.
Сегодня вторая четверка станет первой, приблизится ко мне, засияет моим светом.
Что будет с Рэгилем, что будет с Арцей? Кем их считают теперь, если им нельзя даже разговаривать со мной?
Учитель берет меня за руку. В его прикосновении темнота, полная сочувствия и силы. Черные искры вспыхивают, скользят между пальцев. Раэти не знает, чем утешить меня.
– Я сделаю все, что должен, – обещаю я.
– Я знаю. – Раэти крепче сжимает мою ладонь и отпускает. – Ты всегда делаешь то, что должен.
Благодарность захлестывает сердце – Раэти не разочарован, верит в меня. Я медлю, хочу остаться в этом мгновении чуть дольше – а потом киваю и иду к воинам, ждущим меня.
Мы дышим лесным ветром, под ногами шуршит трава – пожелтевшие, сухие стебли и еще зеленые, полные жизни. Деревья обступают нас, мы на поляне, на островке солнечного света. Лагерь не виден отсюда и почти не слышен, лишь волна преображения не дает забыть о нем, движется в глубине земли.
Крылатые воины рядом со мной, наши руки соединены. Киэнар смотрит на меня серьезно, словно ждет приказов. Ветер бросает волосы ему на глаза, но Киэнар стоит неподвижно. Чувства, мысли, голоса земли и деревьев – скользят сквозь него, но не могут увлечь за собой.
Не могут увлечь никого из нас.
Мы застыли впятером – неподвижное созвездие, бесконечный миг.
Цалти стоит с закрытыми глазами. Его черты, холодные и острые обычно, стали мечтательными и устремленными. Армельта смотрит в небо, улыбка скользит по ее губам, солнечный свет золотит кожу, тонет в черноте глаз. Армельта так красива сейчас. Каэрэт сосредоточен, смотрит мимо меня – будто стоит на краю скалы и от неверного шага может сорваться в пропасть.
Кори касается наших соединенных рук, начинает петь.
Свет, сила, биение сердец отвечают на прикосновение, пульсируют, горят. Песня взлетает, она так высоко, так близко, неизмеримое чувство, отчаянный восторг, сияющая дорога, самый верный путь.
Кори поет, и наши души звучат в его песне, движутся в ее течении, сплетаются вновь и вновь. Времени нет, есть только свет, только голос, звездная река.
Песня смолкает, я вдыхаю последние звуки. Мои предвестники смотрят на меня – они так близко, словно наши души переплетены с рождения.
Мои самые яркие звезды.
Я закрываю глаза, вижу их ослепительный свет. Вот они, четверо, совсем рядом.
Киэнар, непримиримый и яркий. Армельта, сияющая светом войны. Цалти – льдистое, пронзительное пламя. Каэрэт – немеркнущий ровный свет.
Арца, прекрасная и смелая, – вдали, но видна ясно.
Рэгиль в тени затмения – но душа сияет и сквозь тень.
И Лаэнар, мерцающий свет, раскаленно-голубой и кровавый, – так далеко от меня.
Их семеро теперь, моих самых ярких звезд.
16
Я едва узнала поляну, через которую мы шли вчера к шатрам. Тогда здесь было почти безлюдно, а машины спали – тихая заводь перед шумным лагерем преображения.
А теперь я будто вновь оказалась в ангаре, но вместо стен возвышался осенний лес, а вместо скальных сводов сияло прозрачное небо. Машины взлетали, солнце вспыхивало на черных бортах, деревья стонали и гнулись от ветра. Гул двигателей, крики людей, запах металла и горючего – все это меня заворожило. Я замерла на краю поляны, смотрела, как машины поднимаются – одна за другой. Разворачиваются над головой, устремляются к морю и вглубь мира. То исчезают, сливаясь с небом, то вспыхивают черными молниями вдалеке.
Я могла бы стоять так еще долго: дождалась бы, пока все машины скроются за горизонтом, ветер стихнет и воздух вновь наполнится запахами леса. Но меня позвал сюда Мельтиар. Поэтому я мотнула головой, отгоняя наваждение, и шагнула на истоптанную, выжженную землю поляны.
Я не знала, как отыскать Мельтиара среди грохота, сверкающих бортов и спешащих людей, – но увидела почти сразу. Машина, возле которой он стоял, только начала просыпаться, ее двигатели пели чуть слышно. Ветер трепал волосы Мельтиара, он придерживал их, но пряди ускользали из-под руки, струились в воздухе, словно потоки темноты. Мельтиар говорил что-то – слова тонули в шуме, – указывал на юг и на запад, и крылатые воины слушали его, кивали и уходили один за другим.