Дети войны

Я знала – сейчас испугаюсь по-настоящему, сейчас представлю, как корабль рассыпается, словно скорлупа, в бескрайнем море, где кругом лишь волны и нет опоры и где темнота станет единственной надеждой.

Но вместо страха пришла гордость. Она была глубже моря, я не могла сопротивляться. Мельтиар выбрал каждого из нас, берет нас с собой в самый опасный путь, мы будем с ним там, где никто не бывал.

Кто-то сжал мою руку, кто-то коснулся плеча, и я поняла – это наше общее чувство.

На столе в шатре у Кори все еще стояли свечи: в блестящих плошках, оплавившиеся, с натеками воска. Огонь не горел – солнце пока не опустилось и проникало сквозь полотняные стены, светлой рекой текло под откинутым пологом.

Когда я только вернулась в лагерь и с трудом верила, что иду по твердой земле, Кори отыскал меня и привел к себе. И сейчас он сидел рядом, сжимал мою ладонь, а другой рукой поворачивал широкий подсвечник – в одну сторону, потом в другую. Едва ли он сам замечал, что делает, такими невесомыми и легкими были движения, как в полусне или за гранью усталости. В его прикосновении сквозило эхо грусти и боли, но улыбка была отрешенной, далекой, а речь не взрывалась ярким потоком слов. Я пыталась спросить, что с ним, – но прежде, чем успевала произнести хоть что-то, Кори начинал говорить сам, как будто чувствовал мою мысль и хотел остановить ее.

Случалось ли такое, когда мы были одной командой?

Вчера, после тренировки, я отыскала Кори и Коула, и Кори пообещал, что восстановит нашу связь. «Будет по-другому, – сказал он. – Но мы будем связаны, сможем найти друг друга, сможем встретиться во сне, даже когда окажемся далеко».

Даже когда я буду в море.

– Хочу, чтобы ты знала, – сказал Кори. Мне почудилось, что сквозь прикосновение я ощущаю, как движется тревожная горячая тень, лихорадочный отзвук. – Решили, что Мельтиар должен все вспомнить, и мне поручено это сделать. Я все сделаю, скоро, мне только нужно понять, как рассказать ему об этом.

– Он будет счастлив! – Я ответила прежде, чем успела подумать, прежде, чем меня захлестнули беспокойство и радость. До того, как осознала, пронзительнее, чем раньше, как страшно то, что сделали с Мельтиаром. – Он так мучается от того, что не помнит.

Кори крепче сжал мою ладонь, и мне стало тепло, тревога отступила в глубь души – как тени перед солнечным светом. Пусть мы не одна команда, но мы все равно всегда будем лучшими друзьями, и Кори всегда мне поможет.

– Я все сделаю, – повторил он. Склонил голову, яркие пряди волос упали на лицо. – Меня научили песне, она возвращает память, но я не знал, что нужно будет петь ее прямо сейчас, я должен понять…

Я не могла поймать его взгляд сквозь солнечную завесу волос, но свои чувства он спрятать не сумел: они вихрились, оглушали смятением. Это длилось лишь миг, а потом Кори сказал:

– Но я все сделаю. С ним все будет хорошо.

Я хотела ответить: «Конечно, я тебе верю, знаю, у тебя все получится», – но слова покинули меня, я смогла лишь кивнуть.

Мельтиар все вспомнит, совсем скоро.

Вспомнит часы, дни и годы, отнятые у него. Вспомнит своих старших звезд. Вспомнит, за что его судили.

Мне так хотелось сказать ему об этом – беззвучно и вслух – но я обещала молчать. Если я проговорюсь, то накажут Кори. Может быть, снова запрут на тайном этаже, теперь уже навсегда. Или тоже отнимут память, и при следующей встрече Кори не узнает ни меня, ни Коула. Нет, нет, нет, я должна молчать.

Я зажмурилась, скрыла в глубине сердца рвущуюся к Мельтиару мысль. Я удержу ее там, Кори сам расскажет ему обо всем.

Совсем скоро.

19

Всего несколько дней я здесь, в лагере преображения, но побывал во многих шатрах. Все они похожи: цветные стены, опоры, перегородка, душевой отсек. Но каждое жилище – особенное, как особенными были все комнаты в городе. Следы обитателей, отголоски мыслей, случайные и важные вещи – видны сразу.

В этом шатре я впервые.

Здесь витает привкус магии – сияющей, такой знакомой мне. Где-то я уже чувствовал ее, уже видел, но воспоминание ускользает. Электричество не горит, и оттого воздух кажется мне пронизанным печалью. Тени дрожат у стен, им вторит ветер. Огоньки свечей трепещут, отблески скользят по столу.

«Нам нужно поговорить», – сказал Кори, но не стал ничего объяснять снаружи и не пришел ко мне. Позвал Каэрэта и привел нас в свой шатер. Теперь мы сидим вокруг стола, на полу: покрывало расстелено как ковер, теплый ворс не дает холоду подняться от земли, коснуться нас.

Кори напротив меня, но далеко – не дотронешься, протянув руку. Огонь играет на причудливых гранях стаканов. Кори наполняет их, один за другим, сперва прозрачной жидкостью из высокой бутылки, потом – ягодным соком из кувшина. И движения, и взгляд так внимательны, словно Кори не вино наливает, а смешивает опасные вещества.

Бета говорила, что раньше он работал в лаборатории.

Что теперь с нашей лабораторией, остался ли там кто-нибудь? Я тянусь незримым путем к тем, чьи имена помню, – и вижу лишь звездный след, тающий в пустоте. Должно быть, они носят теперь разноцветную одежду, подчиняются Аянару, трудятся ради преображения.