Способов убить монстра почти столько, сколько самих монстров.
Ви
– 28 июля 1978 г. —
Боги кричали и ревели у нее в ушах. Их голоса были как гром, как грохот океанского прибоя. Как визг автомобильных тормозов. Как хруст раздираемого металла, звон бьющегося стекла, человеческие крики.
Ви тоже пыталась кричать, но когда она открыла рот, из него не вырвалось ни звука.
Все, что она знала – или думала, что знает, – было ложью. Ее жизнь оказалась красиво раскрашенным театральным задником, за которым не было ничего, кроме бескрайнего ничто.
Не было ни аварии, ни талантливого отца-хирурга, ни красивой, как кинозвезда, матери.
Даже брата у нее не было.
Она появилась на свет здесь, в этом подвале. Лекарства, терапевтические процедуры, хирургические операции, сеансы гипноза – вот и все, что есть у нее в прошлом.
Она снова и снова твердила эти слова, хотя в глубине души знала: еще как может!..
И сколько бы она это ни отрицала, изменить что-либо ей не удастся.
Больше того, Ви понимала, что там же, в глубине души, она всегда знала. Знала и готовилась.
Айрис стояла рядом с ней на коленях и трясла за плечи.
– Ви! Виолетта! Очнись!
Но это имя было вымышленным. Так звали персонажа в пьесе, которая обернулась кошмаром.
Она открыла глаза, которые больше не принадлежали Виолетте Хилдрет.
Поднялась с пола.
Подошла к шкафу-картотеке.
– Ви?.. – произнесла у нее за спиной Айрис. – Скажи мне что-нибудь, Ви!
Не отвечая, она принялась вынимать из ящика папки и, не заглядывая в них, одну за другой швыряла на пол.
«И я – чудовище!» – поднялась и окрепла в мозгу новая мысль.
Что ж, быть чудовищем она умела.
Высыпавшиеся из папок бумажные листы покрывали уже весь пол, словно какой-то диковинный снег. Поднатужившись, Ви опрокинула в этот снег тяжелый металлический шкаф. Усилие, которое ей пришлось для этого приложить, помогло ей справиться с овладевшей ей странной немотой и испустить вопль, который вот уже несколько минут распирал ей грудь.
Она им покажет чудовище!
Она станет таким чудовищем, какого они еще не видывали!!
И тогда бабушка пожалеет!!!
Она
Подхватив стул, Ви несколько раз ударила им по стене, ломая ножки и спинку. Собственная сила привела ее восторг. Сила и ярость кипели в ее крови и искали выхода. Казалось, еще немного – и она начнет трещать и разбрасывать искры словно фейерверк.
– Ви! Перестань, Ви! Хватит! – Айрис почти кричала, но ее голос не доходил до сознания Ви, доносясь словно из дальнего конца длинного и темного каменного тоннеля.
Потом она ощутила ее руку на своем плече. Сначала прикосновение было мягким, потом сделалось тверже. Айрис пыталась заставить ее повернуться, но она уже перестала быть Ви. Бумажной куклы, которая когда-то носила это имя, больше не существовало.
– Все в порядке, – проговорила Айрис, прижимая ее к себе. – Тише! Все будет хорошо, правда. Ну, что ты молчишь? Скажи мне что-нибудь!
И Айрис погладила ее по волосам, прикоснулась к щеке. Она смотрела на Ви с бесконечной любовью, но в ее глазах виднелись и брезгливая жалость, и страх. «Я сожалею, что так случилось, но…» – говорили ее глаза, и это маленькое «но…» в конце все меняло. И хотя Айрис плакала, Ви ей больше не верила. То, что еще оставалось от прежней Ви, по-прежнему любило сестру – любило так, что сердце захлебывалось кровью, а горло стискивало жестокой судорогой, но чудовище пылало ненавистью. Яростью. Презрением.
Чудовище было сильнее.
И в конце концов оно победило.
– Ну-ка отпусти меня. Живо! – приказала Ви.
– Нет, Виола, нет, – забормотала Айрис. – Ты… я…
– Отпусти, слышишь?! – во все горло заорала Ви, но Айрис продолжала цепляться за ее плечо.
И тогда монстр подался чуть назад, сжал руку в кулак, замахнулся… Все дальнейшее Ви видела словно в замедленной съемке, и больше всего ее поразила не собственная сила, а выражение растерянности и замешательства, промелькнувшее на лице и в глазах Айрис.
Удар пришелся точно в висок. Айрис покачнулась и полетела навзничь. С тошнотворным хрустом ударившись затылком об угол стола, она сползла на засыпанный бумагами пол и затихла.
Монстр взревел еще громче. Сначала он вцепился себе в волосы и дернул, потом разорвал на себе рубашку и процарапал на груди глубокие борозды.