— Помню, я даже сказал ему с абсолютно уверенностью… отец, я готов спорить, что на её спине до сих пор клеймо нашего клана. Которое она когда-то поклялась хранить свято и носить с честью. С которым её должны были и похоронить. У твоего сына такое же клеймо. И у тебя самого. Как ты можешь сомневаться в ней, отец? — его рука невесомо коснулась моей щеки, и я вздрогнула, как от разряда тока. — Он мне почему-то не поверил. Но ведь я прав, Эла? — Молчание. — Я хочу убедиться в собственной правоте и твоей верности исключительно таким образом. В пекло документы. Покажи мне свою спину.
Как внезапно и неуловимо тихий семейный вечер перетёк в катастрофу.
Всё внутри меня заледенело. Отведя взгляд, я растерянно молчала, стремительно теряя уверенность и стойкость.
— Что такое? Стесняешься? Не стоит, мы же это уже проходили, помнишь? — фальшивая мягкость его голоса раздражала. — Ты заставляешь меня ждать. И сомневаться.
Стиснув зубы, я пыталась заставить своё тело двигаться, а рот — говорить. Но этот тон и взгляд были слишком знакомы, превращая меня в покорного ученика, беззащитного ребёнка.
— Повернись и покажи мне спину, Эла, — процедил, наклоняясь ко мне, Индра. — Немедленно.
Я никогда не считала себя размазнёй, потому что всегда понимала: моих сил хватит даже на то, чтобы однажды выступить против самого Иберии, если его безумие меня вынудит. Я могла сопротивляться кому угодно, но только не своему наставнику. Неважно, сколько времени пройдёт, его влияние на меня едва ли когда-нибудь ослабнет.
Опустив голову, я встала к нему спиной, нащупывая неловкими пальцами застёжку платья. Конечно, Индра уже знал: он не увидит там то, что так хотел обнаружить. Наглядный символ моего «предательства» расцвечивал тело, складываясь в симметричный орнамент, который я так неохотно, с очевидной боязнью представила взору своего брата.
Спустив платье до поясницы, комкая лиф у груди, я ссутулилась, слушая тишину, не предвещающую ничего хорошего.
Молча впитывая кожей обжигающий взгляд. Даже когда в оцепенении прошло больше минуты, я не осмелилась заговорить или пошевелиться.
А потом я ощутила прикосновение чужих пальцев к позвонкам. Мужская ладонь с мучительной неторопливостью скользнула вверх, мягко обхватывая шею сзади, незамысловатым, примитивным движением распространяя по телу яд чудовищной паники. И я, остолбенев, не могла понять, поверить… неужели… но как же…
— Неважно, — выдохнул Индра в итоге, лаская подушечкой большого пальца кожу, под которой судорожно пульсировала вена. — Неважно, чьё клеймо отметило это тело. В конце концов, от одного мы уже избавились. Нам не привыкать.
От воспоминаний всё внутри свело болью.
— Мне наплевать, кто ставит на тебя знаки и как много их ещё будет, — продолжил он, подходя вплотную, скользнув рукой вниз, на грудь. Заставляя задыхаться. — Ты всегда принадлежала только мне. Одному лишь мне. Целиком и полностью.
Слушая его полусумасшедший шепот, я стискивала слабеющими руками ткань платья. Растерянная, напуганная и не понимающая — почему мне так… противно? А как же моё «лечение»? В прошлый раз, когда ко мне прикасались с очевидными намерениями, всё было не так! С Дисом всё было иначе. Замечательно. Прекрасно. Волшебно. Тогда что со мной происходит теперь?
Индра мой будущий муж, чёрт возьми! Почему этому строптивому телу так трудно это уяснить? Отвращение — совсем не та реакция, которая должна следовать за ласками супруга! Как мне изменить этот безусловный рефлекс на другой?
На тот, который свойственен всем нормальным женщинам.
— Скажи это, — потребовал мужчина, прижимаясь ко мне грудью, бёдрами, вырывая из горла беззвучный всхлип. — Мне нужно твоё добровольное согласие. Признание этого очевидного факта. Хочу услышать, как ты произносишь это. Ну же, Эла. Скажи, что ты моя.
Нетерпеливые движения его ладоней совершенно сбивали с толку, не давали сосредоточиться. Хотя, стоило ли задумываться над смыслом его действий, ведь намерения Индры были довольно прозрачны. Он прибыл сюда из Тавроса не за тем, чтобы просто повидаться со старым знакомым и вспомнить былое. Каждое его слово и жест говорили о том, что отведённый мне срок в три года вот-вот подойдёт к концу. И что терпение мужчины на исходе.
Потому мне же будет лучше в качестве извинения и доказательства своей преданности предложить ему столь желанное тело. Признать его власть. Отдаться.
В горле застревали слова, когда я, вобрав воздуха в грудь, заговорила:
— Я не… никогда… нико…
Его рука молниеносным движением накрыла мне рот.
— Ты только что едва не совершила самую большую ошибку в своей жизни, — глухо прорычал Индра мне на ухо. — Теперь заслужить моё прощение будет ещё сложнее. Ты хоть понимаешь, с чем играешь? — устало положив голову мне на плечо, он прошептал: — От тебя требуется всего два простых слова. Я дам тебе за них всё. Всё, что захочешь. Только скажи мне то, что я хочу от тебя услышать.