Детские

А вот и тропинка, которую никогда не осмеливались пройти до конца, приводящая на самом темном повороте к почти забытому безымянному ручью, где едва течет бурого цвета вода под находящими друг на друга ветвями, печально отражающимися в ручье. Еще дальше попадается тропинка, ведущая, может быть, к Тропинке Медяниц, но вся заросшая длинными красными лианами ежевики. Потом мы замираем над внезапно открывшимся просветом поляны, занимаемой жутким государством гигантских чертополохов. Еще дальше – лужайка с прудом, возле которого мокнут две скамейки для мойщиц. Еще дальше – вековой лес, в котором живет, совсем одна, большая печальная птица, внезапно взмывающая вверх с таким шумом, будто распахиваются дверцы шкафа! Недалеко от этого места мы однажды заметили решетчатый ларь рядом с волчьим капканом и, заглянув за решетку, увидели ходящего из стороны в сторону кота с детскими голубыми глазами. Дальше мы внезапно оказываемся на лесной опушке возле большого ручья, и на другом берегу начинаются луг и солнце, и мы узнаем очертания склона, а наверху виднеется крыша дома. Тропинка спускается, становясь шире, спускается все ниже, в то время как ветви в последний раз пытаются нас удержать, и, пройдя по сходням, мы оказываемся уже за пределами Царства Деревьев.

Лик, драгоценный Лик, в ожидании часа освобождения отправимся в иное путешествие, в странствие по краям заходящего солнца: небо над садом – словно синяя с позолотой карта иного мира…

Без десяти шесть – мы спасены! Месье Маркат не придет. Теперь можно двигаться – отыскать для челнока мечтаний тихое место возле причала; незаметно, моргнув глазами, приветствовать Лик, остающийся в мраморе, немного печальный и воспрещенный, со слегка приоткрытыми губами; выбраться наконец из челнока на берег… И вот мы за пределами теней и опасности. После дождя ласточка чистит перышки…

Но Лик в глубине мрамора по-прежнему ждет, когда настанет конец чарам. Он будет по-прежнему его ждать, когда нам исполнится двадцать. И дети, что придут после нас, узрят его в свою очередь.

Долли

Режису Жинью

Дороти Джексон умерла 3 июня 190[…] года на двенадцатом году жизни. Случилось это месяца два назад, а мы с Элси уже говорим об этом как о давно минувшем. Малышка Дороти Джексон скончалась в номере, который занимала вместе со своей «свитой» на втором этаже отеля «Роял»; из четырех окон с одной стороны виднелся Парад, из трех окон с противоположной стороны был виден сад. «Свита» состояла из камердинера, двух сиделок и гувернантки, мисс Лукас. Мама Долли – знаменитая американская актриса; она была на гастролях в Канаде, когда мисс Лукас отправила ей телеграмму с печальным известием. Долли болела давно, и мать была к такому готова. Она ответила каблограммой: тело следовало доставить в Соединенные Штаты. На радостном английском бальнеологическом курорте велись приготовления к погребальному возвращению. Элси указала мне на врача, следившего за бальзамированием. Какая же, верно, это была жуть! Как, например, извлекают мозг?

Я преподавал мадемуазель Доротее Джексон французский язык. Каждый день я приходил в отель «Роял» в четыре часа, и до пяти мы обсуждали басни Лафонтена. Маленькая больная лежала, вытянувшись, на шезлонге, а мисс Лукас сидела за вышивкой у окна. Долли мне говорила: «Как только наступит осень, мы поедем во Францию! По-французски я должна говорить безупречно! Когда лето пройдет, нас здесь уже не будет! Здешнее лечение очень действенно! Ах, воздух Мидлендса такой чистый! Этим летом я совершенно поправлюсь, а осенью мы поедем жить на прекрасной вилле, которую мама сняла недалеко от Ментона». Было ясно, что она уже никогда не покинет своды «Рояла» живой; мои уроки не были серьезным занятием: прежде всего, не следовало ее утомлять, а потом – так ли уж нужно знать французский, чтобы отправиться на небеса?

И Долли не всегда была старательной ученицей – случались дни, когда я один толковал басни, а она ни секунды не слушала; и я говорил себе, что нечестно за это брать деньги у такой прекрасной дамы, которой была ее мать.

Порой Долли страдала. У нее начинались приступы кашля. Странная болезнь, да? «Может показаться, что у меня чахотка, не так ли? Было забавно слышать, когда меня вывозили на кресле-каталке после электрического душа, как люди шепчут: „Чахоточная!“ Они думали, я не слышу! Люди порой так глупы! На самом-то деле у меня болят нервы, а кашель идет из желудка, это все врачи говорят!»

В иные дни у нее было скверное настроение: «В сущности, Франция – страна полного декаданса. Можно объехать весь мир, не зная ни одного французского слова!» Еще она говорила мне: «А как вы тратите деньги, которые получаете с моей помощью?» Она попросила у меня мою фотографию, я ее принес. «О, вы принарядились, чтоб нанести визит фотографу! Вы не каждый день так одеваетесь! Боитесь испортить?»