Детские

Затем они два дня напролет искали тупик с большими дверями. Ведь это было место, где можно спрятаться и отдохнуть, прекрасное помещение, где можно играть в салочки или в войну. А еще эта неведомая комната над большим залом, словно небо над землей… На третий день они узнали тупик. Но двери были закрыты, и на объявлении рядом значилось: «Сдается. Обращаться к…» И они вновь принялись скитаться по городским предместьям. Снег таял, смешиваясь с грязью. Мерзкие, тошнотворные запахи поднимались в холоде от мусорных куч и сточных канав и проникали внутрь. Девочки ускоряли шаг и более ничего не говорили. Сколько месяцев длится это существование? Если говорить точно, одиннадцать дней.

В это время из Англии снова вернулся месье Сю. Он иногда приезжал вот так вот на материк, но у него столько всего оставалось в Англии, что явно подразумевалось: он здесь лишь на какое-то время. У лондонского портного был манекен по его меркам, у лондонского башмачника были его собственные колодки, а у лондонского шляпника была штука без названия, повторявшая форму его головы. Месье Сю приехал ровно такой же, каким уезжал: с аккуратно завитыми волосами, в рубашке с жабо и множеством складок. Он садился, чуть сутулясь, скрестив красивые руки, нога на ногу. Он был робок и говорил мало. Он был грустен. Но не из-за того, что его некогда выставили из жокей-клуба, и не из-за того, что наблюдал, как его романы читают мелкие буржуа, с которыми у него ничего общего. А всего лишь по той причине, что он старел, что отбрасываемая им тень на тротуарах Пэлл-Мэлл становилась не такой стройной, как прежде.

Получив царское воспитание и наделенный учтивостью, секрет которой уже навсегда утерян, он был столь далек от мира, что все удивлялись, когда месье Сю проявлял интерес к делам мелким и будничным. Тем не менее он сразу заметил, что дети несчастны, тогда он отвел их в сад и попросил все ему рассказать. На следующий день маленьких француженок уже видели в «Школе добрейших пастырей».

Дети, невинные, чистые, с расчесанными волосами, маленькими босыми ножками в сандалиях, средь женевской неги, юные души в ароматах евангельских добродетелей, как часто я думал о вас, листая Святую Библию матери и ее сборник библейских песней, на черном переплете которого напечатан швейцарский крест. Как часто мечтал я рассказать о вас то, что я только что написал. Я думаю, что библейские песни и печальная их музыка каким-то тайным, непостижимым образом соединялись, сливались с вашей самой глубинной жизнью. Рашель Фрутиджер, любившая саму любовь, должно быть, вам нравится вот эта вот песнь, поющаяся с такой нежностью:

Ближе, мой Бог, к Тебе…

Но самая красивая из всех песней – та, где припевом звучит такая строка:

Пребудь с нами, Господи, пребудь с нами!

Задания на каникулы

Марселле Жаньо

Мы купили хорошей бумаги, чтобы переписывать их начисто, много перьев (целую коробку), линейку, большой и мягкий, приятного вида ластик, а еще – большой конверт с промокашками – целую стопку плотных листов всевозможных оттенков: розовых, бледно-голубых, зеленых, фиолетовых. Чтобы приобрести все это, мы отправились ранним утром накануне отъезда в магазин возле Лувра. К несчастью, мы располагали лишь ограниченной суммой, поэтому не смогли купить красивый футляр, в котором уложено сорок цветных карандашей – мы так давно мечтали о нем, – но иначе пришлось бы отказаться от остальных вещей, которые нам были необходимы. Впрочем, такой набор цветных карандашей – прежде всего для взрослых, это «инструменты» для архитекторов, инженеров. Нам следовало позабыть и о прочих предметах, изобретенных для удовлетворения малейших прихотей людей пишущих, хотя глядели мы на них так долго, что, казалось, эти вещи стали уже нашей собственностью. Это на потом, когда мы перейдем в бакалавры… Даже нет, когда у нас будет ученая степень или мы станем доктором, или – кто знает? – будем писать книги…

Какое это было прекрасное утро в конце июля! Свежий ветерок доносил до полок писчебумажного магазина запах и шум Риволи. Ясный утренний свет освещал своды; по краям мокрых еще тротуаров повсюду сверкали блики, грандиозная тень дворца закрывала влажную мостовую; чуть дальше, на подходе к Па-ле-Рояль, тень заканчивалась и простиралась площадь, походившая на огромную гостиную бледного золота. Мы только что вытряхнули всю коробку с новенькими солдатиками и выстроили их в ряд вдоль тротуара напротив министерства финансов. Там, где своды заканчивались, где начинались обсаженные деревьями авеню и сады с золоченой оградой, заканчивал свой обед месье Сади Карно[9]. Теперь он уже входил в рабочий кабинет. Думается, промокашки в его бюваре меняли каждое утро; когда же он подписывал новый указ, сразу меняли перо. Конечно, на бюро лежали прекрасные вещицы из хрусталя, стояли всякие усовершенствованные баночки для клея, подставки для разнообразных перьевых ручек, и специально для него должны были сделать футляр с целой сотней цветных карандашей.