Детские

А Гвенни, она из тех девочек, которые все понимают? Она вернулась! Когда я читал, мимо окна метнулась тень и что-то упало посреди лужайки. Потом раздался звонок. Это Гвенни! Теперь мы здороваемся за руку. Так она возвращается два-три раза в неделю, однажды даже пришла в воскресенье, наверное, чтобы показать мне платье из белых кружев. Она нарочно кидает мячик за стену? А как же ее отпускают так часто ко мне одну? Она могла бы прийти тайком? Этого я не узнаю. Она довольствуется тем, что сидит какое-то время, смотря мне прямо в лицо, болтая своими длинными ножками и улыбаясь. Мы обмениваемся лишь несколькими фразами; когда же она уходит, ее вдруг охватывает смех, которого я не понимаю. Порою я пересекаю всю Стаффорд-роуд, только чтобы взглянуть на нее в саду у соседей, но, проходя мимо, никогда ее там не вижу. Она – Маленькая Девочка из Ниоткуда. Мы с Милу познали эту смутную, расплывчатую любовь, прятавшуюся от нас самих, любовь к маленьким иностранкам на детских балах, в залах курортных отелей.

И вот однажды она говорит:

– Я ухожу.

– Что ж, тогда до свиданья.

– Нет, я ухожу навсегда. Мы возвращаемся в Нит.

Мы едва начали узнавать друг друга, и мне хотелось еще о стольком ее расспросить.

Она встала, разгладила складки на юбке и подставила щечку. Я проводил ее до калитки.

– А что же мячик?

– Он мне надоел, он уже совсем старый. Прощай, мячик!

И она ушла, не засмеявшись.

Так она оставила меня, как оставляли другие – Мейбл из Хаммерсмита, которая каждый летний полдень гуляла с маленьким братом по солнцу и жаркой расплывчатой тени на Брод-уолк, и Лили из Фулхэма, и Руби из Челси, которых я никогда не забуду.

Как росли последние две девочки, я не видел. Когда им было четырнадцать, я все еще водил их с материнского разрешения в кинематограф и цирк. Лили была неразговорчива и лжива, а поцелуи Руби – одно из лучших воспоминаний за всю мою жизнь. Невинные, доверчивые, нежные губы касались меня, выдыхая тепло и сообщая, что маленькая девочка относится ко мне с большим уважением и очень ценит. А я этого совсем не заслуживал. Я с радостью вспоминаю, как ждал возле Гайд-парк-корнер, под окнами темной больницы, караулил, следил за приходящими омнибусами № 1 и № 15. Ждал и потом, возле расцвеченных витрин «Хэрродс», когда они обе пошли туда в отдел моды. Я не видел, как они росли; они были для меня всегда моими дорогими малышками. После долгого отсутствия я оказался на вокзале Виктория и, поскольку магазины уже закрывались, сразу направился к «Хэрродс» и ждал там в желтом свете у входа, не двигаясь, средь снующих теней.

Первой вышла Лили. Она всегда заплетала светлые волосы в две густые косы, завязывая их черной широкой летной, носила коротенькие юбки и ажурные чулки. Но сейчас на ней была шляпа с очень большими полями, а в руке покачивалась огромная дамская сумка. Она подошла ко мне, демонстрируя ноль внимания, фунт презрения. Говорила, чеканя слова, слишком громко и с той непринужденностью, которая удерживает собеседника на расстоянии.

– О, Руби сейчас выйдет. Боюсь, правда, она не сможет составить сегодня компанию, у нее ведь есть молодой человек. Ну, вы меня понимаете. Он ее как раз дожидается. Вон он, видите, слева. Но дома о нем ни слова, иначе отец ее прибьет.

Она выросла и поправилась; нежных тоненьких сухожилий на шейке сзади больше не различить.

Появилась Руби; она сразу направилась к своему молодому человеку и встала возле него на мысочки, чтобы поцеловать. Потом подошла к нам и, смеясь, протянула мне руку:

– Я так рада…

На голове шляпка, светлые волосы по-прежнему до плеч, теперь чуть сутулых, на прядке у виска бантик; прекрасные глаза – взгляд светлый, далекий – глядели, как раньше, немного пугливо, словно летели две дикие птицы над океаном. Подросла она лишь немного.

Меня представили ее молодому человеку.

– Как делы? – сказал он, как бы ни о чем не спрашивая. И протянул мне длинную, костистую, красную руку.

Очертания губ нечеткие, нос слишком короткий и на конце тоже красный. Все лицо его напоминало мне только что вскрытый фурункул. Руби была явно рада, что они вместе. Без всякой застенчивости, попрощавшись, она увлекла его за собой. А ее молодой человек сказал:

– С такими детишками не забалуешь!

Лили, стоя напротив меня, смотрела в землю.

– Мне пора.

Я подошел чуть ближе.

– У вас тоже кто-то есть, Лили?

Она подняла на меня взгляд, в котором отразилась вся безжалостная уличная наука Лондона.

– Иногда, – недоверчиво проговорила она. И, поскольку я был другом семьи, добавила: – Мать знает… Видите ли, мы с Руби уже не такие подруги, как прежде.

– Из-за молодого человека?