Читаем Детство полностью

— Где? — спросил дедушка. — А, это! Это морские свиньи. Они тут держатся уже несколько дней. Они довольно редкие животные, но иногда встречаются. Рассмотрите их хорошенько. Увидеть морскую свинью — хорошая примета, чтоб вы знали.

— Это правда? — спросил я.

— Правда, правда, — сказал дедушка.


Дедушка потрошил рыбу над мойкой в подвале, больше похожем на пещеру, чем на помещение в жилом доме. Бетонный пол там почти всегда был мокрый и скользкий, потолок такой низкий, что папа не мог под ним выпрямиться во весь рост, однако дедушке это никак не мешало — он был очень маленького роста; полки вдоль стен были уставлены всевозможными вещами и инструментами, накопившимися там за долгие годы. Когда он закончил работу и все рыбы, еще недавно трепыхавшиеся и живые, были уложены в пластиковую упаковку и убраны в морозильник, мы, под моросящим дождем, чистили вместе с ним сети на траве перед дровяником, пока мама не позвала нас обедать.

После обеда дедушка и бабушка обычно ложились поспать. Папа, пробыв тут один день, уже не находил себе места от скуки, он поманил меня пальцем из прихожей.

— Пойдем погулять! — сказал он.

Я надел сапоги и непромокаемую куртку и отправился с ним по полям. Папа шел размашистым шагом, оглядывая местность вокруг. Впереди, над лесом, стоял туман. За деревьями, поблескивая, чернело озеро. На том берегу по дороге ехал трактор.

— Тебе тут нравится? — спросил папа.

— Да-а, — протянул я, не зная, к чему он клонит.

Папа остановился.

— Ты мог бы здесь жить?

— Да-а, — сказал я.

— Возможно, когда-нибудь нам предложат взять это хозяйство на себя. Как тебе это?

— Чтобы здесь жить?

— Да. Со временем это вполне может случиться.

Я думал, что хозяйство перейдет к Хьяртану, но я этого не стал говорить, чтобы не портить отцу настроение.

— Ну, пошли, оглядимся тут хорошенько, — сказал он и двинулся дальше.


Жить здесь?

Какая неожиданная мысль! Невозможно было представить себе папу здесь, в этом доме. В окружении этих вещей. Папа ворошит сено? Папа косит траву и загружает ее в силосную яму? Папа раскидывает на грядках навоз? Папа сидит в горнице и слушает прогноз погоды?

Хотя в детстве истории для меня вообще не существовало, а существовал только настоящий миг, я смутно догадывался, что она все-таки есть. Дедушка прожил тут всю свою жизнь, и в моем представлении это накладывало на него особенный отпечаток. Если бы мне понадобилось найти предмет или понятие, отображающее дедушку целиком, я не смог бы его отыскать среди всего того, что он переделал за свою долгую жизнь; я слишком мало о ней знал, а то, что знал, не имел возможности ни с чем сравнить, а потому для меня такой вещью был его маленький двухтактный трактор, который дедушка использовал для самых разнообразных нужд. Этот трактор воплотил в себе глубинную сущность дедушки. Красненький и немного заржавленный, он заводился ножным стартером, с одной стороны у него был рычаг передач — штырек с круглым черным набалдашником, а с другой — рычаг газа. Дедушка использовал трактор под косилку: тогда он шел сзади, а спереди на трактор монтировалось специальное устройство вроде ножниц, которое срезало траву. Он возил на нем грузы: тогда сзади к трактору крепился прицеп с зеленым сиденьем, с него дедушка управлял трактором, внезапно превращенным в подобие грузовика. Какая же радость это была, если он брал меня с собой в такую поездку, и я, сидя в кузове, отправлялся с ним за покупками в поселок Воген, например за бочонками муравьиной кислоты или за мешками корма или химических удобрений. Наша техника ехала так медленно, что можно было идти рядом спокойным шагом, но это не имело значения, главное было не скорость, а все остальное: тарахтение мотора; выхлоп, густым шлейфом стелившийся за нами над дорогой, его запах, такой приятный; то ощущение свободы, когда едешь в кузове, вывешиваясь через борт то с одной, то с другой стороны; все, что возникает перед глазами, в том числе фигурка бабушки в кепке с козырьком. И предвкушение, что мы едем в лавку у причала, где швартуется бергенский паром и где можно походить с мороженым в руке, пока дедушка рассчитывается в магазине.

Перейти на страницу:

Все книги серии Моя борьба

Юность
Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути.Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше. Зато его окружает невероятной красоты природа, от которой захватывает дух. Поначалу все складывается неплохо: он сочиняет несколько новелл, его уважают местные парни, он популярен у девушек. Но когда окрестности накрывает полярная тьма, сводя доступное пространство к единственной деревенской улице, в душе героя воцаряется мрак. В надежде вернуть утраченное вдохновение он все чаще пьет с местными рыбаками, чтобы однажды с ужасом обнаружить у себя провалы в памяти — первый признак алкоголизма, сгубившего его отца. А на краю сознания все чаще и назойливее возникает соблазнительный образ влюбленной в Карла-Уве ученицы…

Карл Уве Кнаусгорд

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное