Детство

Вдруг внизу в прихожей запищал котенок. Мы все трое встали и пошли на звук. Он стоял на площадке перед лестницей. Увидев нас, он снова убежал в подвал. Мы пошли за ним. Мама стала звать котенка. Он вдруг выскочил и, бросившись нам под ноги, взбежал по лестнице в гостиную и там спрятался. Несколько минут мы искали его и звали, пока Ингве наконец не обнаружил его. Он забился в узкую щель между шкафом и стеной, откуда его невозможно было достать, разве только если отодвинуть шкаф.

Мама пошла вниз, принесла оттуда мисочки с водой и едой, поставила их около шкафа и сказала, что котенок сам выйдет, когда захочет. Когда я пришел туда на следующее утро, котенок все еще сидел за шкафом. Он выполз только к вечеру, немножко поел и снова спрятался. Три дня он так и просидел в этом углу. Но зато когда вылез, то уже больше не прятался. Котенок был сначала немного пуглив, но все больше и больше к нам привыкал, а через неделю уже носился по дому, играл, вскакивал к нам на колени и мурлыкал, когда его гладят. Каждый вечер он подбегал к телевизору и ловил лапкой то, что там двигалось. Особенно ему нравился футбол. Не обращая внимания на футболистов, он внимательно следил только за летающим туда и сюда мячом. Иногда заходил за телевизор посмотреть, не туда ли улетел мяч.

Когда начались занятия в школе, котенок стал кашлять. Это казалось забавно: в подвале как будто кашлял человек. Незаметно и понемногу утра становились все холоднее, а однажды лужи на дороге покрылись тонкой корочкой льда; спустя несколько часов она растаяла, но все же близилась осень. Листья на деревьях у нас на склоне порыжели, при порывах ветра отрывались от ветки и кружась падали на землю. Мама заболела и лежала в постели, когда я уходил в школу и когда возвращался после уроков домой. Когда я заходил к ней с разговорами, она едва приподнимала голову от подушки. Тогда же заболела и Беляночка, она почти все время лежала, не вылезая из корзинки, и кашляла. На уроках я часто думал, как она там сейчас, и, возвращаясь домой, первым долгом заглядывал к ней в чулан. Только бы она поскорей выздоровела! Но случилось наоборот, она совсем разболелась, и однажды, когда я пришел из школы и забежал к ней в каморку, застал ее не в корзинке, а в другом углу. Она лежала на бетонном полу и вся дергалась и задыхалась. Я прикоснулся к ней ладонью, но она все продолжала дергаться.

— Мама! Мама! — закричал я. — Она умирает! Она сейчас умрет!

Я взбежал по лестнице и ворвался к ней в комнату. Она обернулась ко мне с сонной улыбкой.

— Надо позвонить ветеринару! — крикнул я ей. — Прямо сейчас! Не откладывая!

Мама осторожно привстала с подушки.

— Что там случилось? — спросила она.

— Беляночка умирает! Она там вся дергается. Ей так плохо. Позвони и позови ветеринара! Немедленно!

— Но я не могу, Карл Уве, — сказала мама. — Ей, наверное, уже ничем не помочь. А я болею…

— Позвони сейчас же! — кричал я. — Мама! Мама, она же умирает! Как ты не понимаешь!

— Пойми же, я не могу. Мне очень жаль, но это невозможно.

— Но Беляночка же умрет!

Она слабо покачала головой.

— Ну, мама же!

Она вздохнула:

— Она, наверное, уже была больная, когда мы ее взяли. К тому же она еще и альбинос. Альбиносы часто бывают слабенькие. Тут ничего не поделаешь. Мы не можем ничего сделать.

Я смотрел на нее полными слез глазами. Затем хлопнул дверью и побежал в подвал. Котенок лежал на боку, царапал когтями пол и задыхался. По его тельцу пробегала судорога. Я нагнулся и погладил его. Затем выскочил из дома, сбежал по склону в лес до самого озера. Оттуда вверх по противоположному склону. Я плакал не переставая. Когда впереди показался наш дом, я кинулся к нему со всех ног. Надо еще раз попробовать уговорить ее. Она же не ветеринар, откуда ей знать, можем мы или не можем! Открыв дверь, я остановился на пороге. В доме было совсем тихо. Я осторожно подкрался к чулану. Котенок снова лежал в корзинке. Лежал совсем неподвижно, откинув головку.

— Мама! — крикнул я. — Поди сюда!

Я взбежал по лестнице, снова отворил дверь в ее комнату.

— Она лежит совсем тихо, — сказал я. — Ты не посмотришь, она не умерла? Или, может быть, выздоровела?

— А ты не мог бы подождать, когда придет папа? — спросила она. — Он уже скоро будет.

— Нет! — ответил я.

Мама посмотрела на меня долгим взглядом.

— Хорошо, это я могу, — сказала она. Откинула одеяло, спустила на пол ноги, встала, все это медленно-медленно. На ней была ночная рубашка. Волосы разлохматились, лицо казалось бледнее и словно бы мягче, чем было у нее здоровой. Одной рукой она ухватилась за шкаф. Я сбежал вниз и ждал ее возле чулана. Как-то мне вдруг не захотелось заходить туда одному.

Мама нагнулась к котенку и потрогала.

— Это очень печально, — сказала она. — Но она действительно умерла.

Посмотрев на меня, она выпрямилась. Я прижался к ней.

— Теперь она хотя бы не мучается, — сказала она.

— Да, — сказал я.

Я уже не плакал.

— Мне кажется, нам лучше подождать, когда придут папа и Ингве, — сказала она. — Как ты думаешь?

— Да, — сказал я.