Детство Ивана Грозного

Разумеется, Иван и не догадывался об этом, все делалось за его спиной. Впрочем, в донесениях Сукина из Литвы бояре так и не нашли ответа на свое предложение: видно, распри из-за дележа порубежных земель помешали сватовству.

Зашевелились и Глинские. До сих пор бабушка Анна редко заглядывала к внуку: то ли боялась склок, постоянно возникавших вокруг него между воюющими за власть боярами, то ли перенесла обиду за убитого деверя с покойной дочери на ее сына.

Но время шло, государь подрастал, его влияние можно было использовать для продвижения сыновей, родных дядей Ивана, и она зачастила в детскую.

Несмотря на лютую ненависть к Глинским, Шуйские вынуждены были считаться с ними: как-никак самые близкие родственники государя! Дядья еще сильнее старались разжечь в племяннике ненависть к первобоярину, а любовь к себе прививали теми же способами, каким пользовался Андрей Шуйский: превозносили его храбрость, бесстрашие и мужество, как будто сбитые с ног женщины и старцы, покалеченные кошки и собаки были не жертвами, а достойными или даже превосходящими его по силе противниками.

Слава Богу, Воронцовы теперь далеко, но как оторвать ребенка от родственников, от бояр, готовых уже сменить кнут на пряник в преддверии совершеннолетия государя? Да и удастся ли это ему, Макарию, после долгого отчуждения? Может свое «век не забуду!» мальчик сказал в беспамятстве и тотчас забыл?

Однако уже на следующий день, придя навестить больного государя, еще лежавшего в постели, Макарий убедился, что Ваня все помнил.

— Спасибо, владыко, век буду благодарен! — повторил он вчерашнее и тут же робко спросил: — А можно ли справиться, как там Федя? Так, чтобы Шуйским не донесли!..

— Можно, только больше никому ни слова об этом. Пошлю монаха в Костромской монастырь по церковным делам, он обо всем и проведает, — успокоил Макарий и, когда больной горячо облобызал его руку, с горечью подумал, насколько глубокие корни пустил в душу отрока смазливый ловелас Федя и как трудно будет их вырвать. Однако игра стоила свеч — от того, каков будет государь, зависело, что станет с государством и чего добьется его народ.

Известно, рыба тухнет с головы и, если не спасти голову на святой Руси, вряд ли устоит держава.

Значит, надо спешить, но поспешай, как говорится, медленно. Надо идти путем Иоасафа, однако не повторять ошибок доверчивого предшественника, а в любое время быть начеку.

Заговорщики

Ненастным ноябрьским вечером Макарий призвал к себе самых близких друзей-новгородцев — боярина Федора Адашева, работавшего в московском посольском приказе, и священника Сильвестра, ныне отправлявшего службы в Благовещенском соборе. Сильвестр в молитвах доходил до экзальтации и тогда слышал небесные голоса, видения посещали его. Макарий строго внушал ему, что это могут быть происки сатаны. Но Сильвестр был бессребренником, все свое время посвящал Богу, много помогал в переписке священных книг, и Макарий, любя, прощал его недостатки.

Скоро к ним присоединился и протопоп Благовещенского собора, приехавший с Иоасафом из Троице-Сергиевой лавры и сдружившийся с Макарием.

Встреча единомышленников в митрополичьих покоях ни у кого не могла вызвать подозрений: работа над «Четьи-Минеями» еще не была завершена, многое пришлось исправлять, и вечером они засиделись до глубокой ночи в библиотеке.

Только на этот раз шел разговор не о священных писаниях, а о юном государе и Шуйских, сплотивших вокруг себя то подкупами, то угрозами многочисленных сторонников не только в Москве, но и в Новгороде, Владимире и Пскове.

Неполных два года оставалось до законного восхождения юного государя на престол, когда наступит конец разбойному опекунству Шуйских. Но за эти два года много воды утечет: Шуйские вообще могут избавиться от мальчика и занять его место или постоянным потворством нездоровым утехам воспитать в нем такого же подлеца, как и они сами, и стать их правой рукой. Пока что Андрей Шуйский шел по второму пути: ежедневно посылал в дворцовые покои Евдокию и Настю, двоюродных сестер государя, ни по возрасту, ни по полу не годных для мальчишеских игр, чтобы все видели близкое родство первобоярина с великим князем. Теперь он чаще хвалил Ваню за удаль и разбой на улицах, за расправу над животными, а недавно заявил, встретив его на крыльце после лихих скачек по Москве:

— Видно, быть тебе грозным царем, Иван Четвертый! Нагонишь ты страху на наших недругов, помяни мое слово!

Мальчик самолюбиво закусил губу, вспыхнул от похвалы, но несмотря на лесть, так и не взглянул на Андрея Шуйского.

Об этом рассказал друзьям Сильвестр, возвращавшийся из собора в свою обитель и ставший свидетелем этой сцены.

И к охоте стали приучать отрока. Незадолго до расправы над Воронцовыми вернулся Ваня из Коломны, везя в тороках[51] несколько зайцев и рыжую лису. Ни для кого не было секретом, что для великокняжеской охоты заранее отлавливали диких зверей и потом выпускали их из кустов навстречу скачущему государю. И опять Шуйские восхваляли мальчика за богатую добычу, удаль и молодечество.