Девять

На берегу озера рядом с холмиком, напоминающим кратер вулкана, в расслабленной позе лежали два сложившихся по закону земного притяжения тела, отдаленно напоминавшие трупы; но опытный глаз сразу различил бы главное: тела еще не окоченели.

И действительно, мужчины время от времени судорожно втягивали в себя воздух сквозь полураскрытые запекшиеся ротовые отверстия.

Платону пуля задела сердце, Вене – едва не зацепила мозг.

– Веня…

– Плато, ты жив?

– Кажется, да. Немного.

– Хорошо. Возьми в моем левом нагрудном кармане навигатор. Нажми большую красную кнопку SOS. Соску. Кнопка у меня. Понимаешь, о чем я? Эх, зачем ты мне помешал…

С этими словами, произнесенными медленно и внятно, так, как требовали сержанты выговаривать предсмертную реплику в учебке спецназа, собрав последние силы, вкладываясь в каждое слово, ибо от сказанного могла зависеть жизнь товарищей, Веня отключился. Судя по выражению его лица – напряжение спало, кожа разгладилась – он попал в хорошо знакомое место и в неплохую компанию.

Платон нашарил рукой небольшой навигатор-маяк. Сосредоточился. Расстегнул карман. Достал небольшой маяк, напоминавший мобильник. Все кнопки сразу стали красные и липкие. Он выбрал и нажал самую большую из них.

После этого, намертво приклеив палец к заветной кнопке, отключился, провалившись в черную дыру.

Спутниковый сигнал SOS приняли те, кому он был послан.

Вовремя подобрать раненых, а также оказать первую необходимую помощь, было делом техники.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ?

1

1.9.

«Декабрь. Солнца нет и нет. Сыроватые тучи бесконечно тянутся по небу, словно грязная пена с берегов гигантского лазурного океана. Я уже даже не могу сказать, скучаю ли я по Солнцу. Я просто забыл, что значит купаться в солнечных лучах.

Сначала я хотел – и даже взял на себя такие обязательства! – изложить свои мысли на бумагу. Но что-то удержало меня от этого.

В результате все, что осталось от меня «по этому поводу» – мой внутренний монолог. Истина личности, по моему глубокому убеждению, может существовать только в таких вот эфемерных формах, как внутренний монолог. Получается забавно. С одной стороны, истина все же есть; с другой стороны – она живет доли секунды, ничтожно малое время – настолько малое, что на протяжении этого времени невозможно оказать влияние на кого-то, нельзя воздействовать того, кто личностью не является. На род человеческий, на социум, на отдельного человека. Это ли не забавно? С третьей стороны, внутренний монолог и есть нечто «втуне», то есть, предназначенное для внутреннего потребления, для внутренней самооценки – нечто, не предполагающее выноса на площадь, на всеобщее обозрение. Внутренний монолог невозможно превратить в учебное пособие, даже если он будет записан и отредактирован.

Личность и нужна обществу как искра, как девять особей на семь миллиардов, как проблеск сознания, как мелькнувший, но не зафиксированный монолог. Я не хочу сказать, что эти девять – безнадежно более совершенного качества, нежели противостоящая им масса: элита элит и миллиарды. Я хочу сказать иное: эти девять рождены энергией и смыслом, производимыми миллиардами. У этих девяти есть папа и мама, но они рождаются человечеством.

И миллиарды не столько завидуют личностям (глина не может завидовать искре), сколько рассчитывают на них. И где-то они, люди, правы своей сермяжной правотой. В личность инвестировали, теперь пускай она приносит дивиденды. Как корова молоко.

А что может личность?

Сколько ни говори – тебе не поверят. Молоко оказывается непригодным к употреблению. Личность говорит – но ее никто не слышит. Вот и получается, что внутренний монолог – это форма защиты, способ отгородиться от враждебного мира, способ издевательски вернуть должок.

Так нужны ли эти искры, летящие из труб локомотива-паровоза истории? Что толку возиться с ними? Вспыхнули – и погасли на ветру. Туда и дорога. Во тьму.

Одну секундочку!