Девять

Умножьте девять на количество людских поколений. Начните не с Адама, а хотя бы со времен Гомера. Получится уже кругленькая цифра. Попробуйте это количество сунуть в топку истории. Что-с? Геноцид?

Вот именно. Из искры пока что никак не возгорается пламя; однако же без искры нет прогресса. От искры возгорается искра, как от свечки свечка: об этом забыли?

Вот почему личность одинока: она разговаривает на языке вечности со всеми, сознавая, что это бессмысленно. И не говорить не может – и словами делу не поможешь. Остается внутренний монолог как форма сопротивления. Внутренний монолог как мостик от личности к личности. Взмах ладошкой в темень вечности. Забавно.

Хорошо. Я готов к компромиссу. Одна из самых престижных форм внутреннего монолога, изобретенных человечеством, – это роман, который человечество тут же заставило заговорить понятным всем языком. Роман стал формой бессмысленности, как и все на свете. Роман так роман. Личность это ни к чему не обязывает. К тому же сегодня это весьма удобно, учитывая то обстоятельство, что романы перестали читать.

Не угодно ли роман, Веня?

Это будет ответ на твою тузовую повесть.

И на «Best» книгу, бестия ты этакая))».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

2

2.9.

«Из простреленного бока темной тучи густо сочился горячий солнечный луч, словно струя воды била фонтаном в пробитую шлюпку, – и луч все расширял маленькую дырку, свет лился в пробоину все более широким, неудержимым потоком, и, наконец, тучу смяло и разорвало в клочья.

Шлюпка затонула в голубой акватории.

Веня смотрел на небо, а перед глазами стояла картинка из прошлого: на зеленоватой глади воды, выложенной осколками битого зеркала, отплясывали солнечные зайчики, рискуя порезаться.

– Рассказать тебе, как меня спас Филя? – задумчиво спросил Барон.

– Зачем? – в тон ему отозвался Платон.

Они стояли на берегу озера, и взгляд их блуждал между небом и водой.

– Затем, что нас, похоже, связывает больше, чем нам хотелось бы.

– А… Ну, тогда валяй.

…Барон вместе с Филей быстро гребли на шлюпке к берегу, сорвав немыслимый куш в казино на борту яхты «Орион». Кроме того, Филя по кличке Туз смухлевал в карты так нагло и так дерзко, что беглецы должны были молить небеса, чтобы им дарована была легкая смерть от пули со смещенным центром тяжести. Но с яхты отчаянно мазали, хотя палили из десятка стволов, трезвые и пьяные. То ли это был не их день, то ли шлюпка оказалась заговоренной. Стрелки теряли уверенность, били, скорее, на пустом кураже, сторону беглецов уже открыто принимали плотные сумерки и приличное расстояние до яхты. Видно, вместе с золотом и валютой парни прихватили и сундучок с пиратским фартом.

Так бывает.

До берега оставалось уже метров триста, когда в борт шлюпки, чуть ниже ватерлинии, с сочным треском, как гарпун, цокнула пуля крупного калибра. Пробиты были оба борта; кроме того, пуля задела внутреннюю часть бедра Фантомаса. Потоки крови и фонтаны воды зловеще перемешивались, из Вениной вены толчками уходила жизнь.

Шлюпка быстро затонула. Последнее, что помнил Веня перед тем, как потерять сознание, – это свое острое сожаление о том, что он так и не трахнул весьма аппетитную блондинку-крупье, которая, конечно, обмочила свои ажурные трусики, когда увидела (глазам не поверила!), как сыграла Венина ставка «семнадцать на черное». Из набора «все» или «ничего» божественный перст простодушно ткнул во «все». Что, собственно, составляло стоимость яхты. Богатые, серьезные люди вмиг превратились в шакалов, вооруженных охотничьими карабинами. Для серьезных людей нет выбора деньги или кровь; здесь провидению нет работы, выбор всегда один: деньги, деньги и еще раз деньги. Любой ценой. То есть, ценой крови.

Первое, что вспоминается Барону после того, как к нему вернулось сознание, – это растерянное лицо Фили. Туз был не столько обрадован или потрясен, сколько растерян.

– Где мы? – синими губами прошептал Веня.

– На берегу, – тихо ответил Туз.

– На том свете или на этом?

– На этом. Том самом. То есть, мы живы пока. Как я думаю.

– Ты спас меня?

– Вода не приняла тебя, – загадочно отвел в сторону глаза Туз.

– Что произошло?

– Ты пошел ко дну, как слиток золота. Я стал тащить тебя за шею – за лысину ведь не ухватишь, будь оно неладно! Куда там! Обоих потянуло вниз. Ну, думаю, конец. Отпустил твою лакированную башку и всплыл, едва воздуху хватило. Доплываю до камней – вижу, ты качаешься на волнах рядом, как резиновый. Руки раскинул. Вот те крест. Думал, утопленник. Вытянул на берег – а ты дышишь. Лаки бой.

– Не скромничай. Ты спас меня. Просто сам в шоке, поэтому ничего не помнишь. Так бывает. От страха силы удваиваются, а память отшибает. А что с ногой сделал?

В том месте, где из вены хлестала кровь, виден был лишь намек на рубец.

Филя пожал плечами.